Кристиан Шмидт-Хойер. Русская эмиграция: Патриот на чужбине

http://www.zeit.de/1984/29/ein-patriot-in-der-fremde/komplettansicht

ИЗ ЖУРНАЛА  DIE ZEIT ("Ди Цайт") № 29/1984 

Андрей Тарковский, самый выдающийся советский кинорежиссер, выбирает эмиграцию

 Палаццо Сербеллони — дворец с невероятно просторными залами, отделанными серым мрамором, со сводчатыми, как в соборе, потолками, с бесконечными анфиладами комнат, обрамленных золотом неоклассицизма. Этот интерьер будто специально создан для съемок иконографических, загадочных фильмов Андрея Тарковского. Сумасшедший, мечтающий спасти мир Доминико из последней культовой работы Андрея Тарковского «Ностальгия» вполне мог выбрать для самосожжения не имперский римский антураж, а мрачно-помпезную миланскую улицу Корсо Венеция.

Как и его герой, 52-летний Андрей Тарковский выбрал особенное место для оглашения своего решения, которое можно назвать творческим самосожжением. Самый русский из всех ныне живущих режиссеров, ищущий в маньеристском фильме освобождения в пантеистическом смысле, не хочет возвращаться на родину после двух с половиной лет пребывания на Западе. С ним остается его жена Лариса Егоркина, актриса, исполнившая в автобиографическом, фильме-головоломке Андрея Тарковского «Зеркало» сразу две роли: матери и жены главного героя [1].

Худой, практически истощенный, хрупкий, как антигерой из пьес А.П. Чехова (которые он не очень-то ценит), с прядью прямых волос на узком, слегка подергивающемся лице, с умными, но слишком подвижными глазами, выдающими внутреннее напряжение, этот человек, который с 1962 года (с фильма «Иваново детство») писал историю русского кино, огласил свое решение об эмиграции и тем самым выставил советским властям итоговый счет за долгие годы травли и неприятия. Этот счет не относится к политике, он отражает обеспокоенность и звучит скорее как оправдание, чем расплата.

Затянуто, слишком подробно для невозмутимой, неосведомлённой толпы — преимущественно итальянских — журналистов, чью профессию Тарковскый недолюбливает, он описывает свои сложные отношения с Госкино, циничное равнодушие деятелей культуры, брюзгливое молчание в ответ на все письма Андропову и Черненко в Центральный комитет, тщетную борьбу за своего 13-летнего сына Андрея, оставшегося в Москве с 82-летней бабушкой. «Из этого всего я понял, что меня ненавидят, — сказал Тарковский. — Если бы хоть раз они ответили мне по-человечески, я бы не покинул родину. Для меня это трагедия». И после паузы, как будто только что осознав последствия произошедшего, он добавил едва слышно: «Конечно, это трагедия еще и потому, что советские граждане больше не увидят моих фильмов» [2].

О том, чем обернется для СССР и всех советских людей, которые не мыслят себя без кино, театра и музыки, этот нескончаемый поток покидающих страну деятелей искусства, некоторое время назад очень красноречиво говорил Мстислав Ростропович. Вместе с самым выдающимся театральным режиссером Советского Союза Юрием Любимовым, снятым с должности художественного руководителя Театра на Таганке и исключенным из партиинесколько месяцев назад, Мстислав Ростропович приехал в Милан, чтобы открыто поддержать решение Андрея Тарковского. «Если бы вы только знали, — сказал всемирно известный виолончелист в Палаццо Сербеллони, — сколько миллионов в нашей стране поклоняются таланту Тарковского, сколько миллионов мечтают хоть однажды попасть в Театр на Таганке, вы бы смогли представить масштаб трагедии русского народа, которому приходится терять таких людей, как великий Тарковский».

А до этого Ростропович говорил о политической подоплеке решения, принятого аполитичным режиссером, но его слова потонули в общем шуме да и вообще были приняты с меньшим энтузиазмом. «Мы все не антисоветчики», — заявил великий музыкант. На самом деле меры советских властей, принятые против Юрия Любимова и Андрея Тарковского, неоднократно объяснявших, что они не диссиденты, стали результатом целенаправленного и планомерного уничтожении того творческого пространства, которое возникло в конце эпохи Брежнева и которое пытался сохранить и защитить Андропов, по крайней мере, в случае с Юрием Любимовым. В очередной раз попытка свободных русских художников, с прошлого века уже ставшая традицией, вдохнуть западный воздух свободы, найти вдохновение, какое-то время пожить между мирами, провалилась из-за демонстративного нежелания Москвы идти навстречу.

Когда мы разговаривали с Андреем Тарковским в его миланском гостиничном номере, он то и дело вскакивал с кровати и тут же снова садился, так же делал главный герой в «Ностальгии». «Они меня выгнали, — сокрушался он. — Когда на Венецианском фестивале, считающимся диссидентским, показали мои фильмы, я протестовал против того, чтобы и из меня делали диссидента... Почему только они меня не понимают?» Лариса Егоркина, в те дни еще более взволнованная, чем Андрей, продолжала: «Наша родина там, вся наша культура там, наши дети там. Андрей любит Россию». Даже снятый за границей, в Италии, фильм «Ностальгия» патриотичен, в нем Андрей Тарковский показывает, насколько чуждым, инородным чувствует себя русский интеллигент в другой стране.

Юрий Любимов вечером накануне пресс-конференции вернулся из короткого отпуска на побережье. В отличие от замкнутого Андрея Тарковского, он живет в роскошной квартире у миланских друзей, прямо за оперным театром «Ла Скала», где в 1985 году планирует поставить «Страсти по Матфею». В окружении молодых итальянских артистов полный жизни и творческой энергии 67-летний Юрий Любимов похож на космополитического покровителя театра, но и он душой и мыслями все еще в Москве. И то и дело он возвращается к Театру на Таганке: «Сейчас театр закроют на год на ремонт, а труппа тем временем разбежится», — вздыхает он, и в этом слышится такая тоска, которая никогда не была ему присуща, пока он находился в Москве.

«Молотова восстановили в партии, а меня исключили. Исключили, но официально об этом не заявили. Да и в целом решения о моей театральной деятельности, о фильмах Тарковского принимались так же, как когда-то принималось решение лишить Твардовского его детища — журнала «Новый мир». Все же у Юрия Любимова есть хотя бы возможность заниматься другими вещами. Вечером он с большим интересом смотрел по телевизору передачу о Пазолини, чье художественное видение и чьи кошмары были столь же эгоцентричны, сколь и работы Андрея Тарковского. Кем бы Пазолини был без Италии, можно предположить, наблюдая за Тарковским в Италии.

«Андрей в своих фильмах показывает русскую душу, как Достоевский в своих романах» [3], — сказала русская девушка в разговоре с французским критиком. Эта принадлежность Тарковского к русской культуре проявляется и в его по сути патриотическом поиске исторической идентичности. Он раскрывает свою русскую душу и при этом пользуется почти религиозным образным языком, всеми силами стремясь к познанию мировой души. Все же, и особенно сейчас, Андрея Тарковского нельзя считать только русским. В его предпоследнем фильме «Сталкер» иррационально стирается граница между мирами, и происходящее обусловлено, пусть и в неявном виде, человеческой ситуацией ( conditio humana)[4] — не напоминает ли это поиски Святого Грааля и голубого цветка? [5] Несколько лет назад Фелицитас фон Ностиц написала первую монографию об Андрее Тарковском, где, пусть и немного преувеличив, все же верно подметила связь русского поэта в кино с ранним немецким романтизмом [6]. Между тем это наблюдение можно отнести и к неоромантизму индустриального, промышленного западного общества. Новая мода на иррационализм и мифологию может сделать Андрея Тарковского знаковой фигурой для этого течения. Так, мистические преломления окружающего у Андрея Тарковского и его перенятый у Робера Брессона [7] взгляд на природу характерны для этого направления.

Однако подобный взгляд на Тарковского — большая ошибка. Оставшийся на Западе Тарковский останется чужаком для онтологии популярного массового кино. Он не станет встраиваться. Ему придется своим творчеством и своей жизнью отстаивать собственные картины. Например,«Андрей Рублев» — лучшая, до сих пор непревзойденная работа о средневековом монахе-живописце, который странствует по раздираемой страданиями народа Руси и теряет веру в силу искусства, но при этом создает иконы и фрески, которые сегодня составляют величайшее наследие России. Режиссер задается вопросом, не изменил ли он сам этому классическому пути сострадания к людям, которое является условием создания великих произведений русского искусства? [8] Его терзают сомнения, а правильное ли решение он принял. Эти вопросы занимали его еще в «Ностальгии». «Проблемы начинаются, когда тебя вырывают из исторического процесса, — говорит он. — Как может человек жить нормальной полноценной жизнью, если он оторвался от своих корней? Я хотел рассказать, что такое «ностальгия», ведь это слово я понимаю в том смысле, в каком оно употребляется по-русски, — это смертельная болезнь» [9].

Итак, благодаря особому иносказательному языку режиссера, получают воплощение те трагические образы, те беспокойные души, которые мы видим у Гоголя и Герцена, у Солженицына и, наконец, у Тарковского – воплощение, но не спасение. «Лучше дома избитый, чем в другом месте король», – говорит герой «Ностальгии». Ну а что делать тем, кто не сможет испытать первого, а вторым никогда уже не станет? Именно для них Андрей Тарковский, более ранимый, чем его Сталкер, продолжит проникать в Зоны внутренних противоречий, находясь в Сан-Грегорио-да-Сассола, окруженный пейзажами из «Ностальгии» – среди естественных декораций к этому неестественному заменителю родины, маленькой Руси на окраине Рима.

Милан,июль

Примечания

[1] На самом деле главную женскую роль в фильме «Зеркало» играла Маргарита Терехова. Жена режиссера Лариса Тарковская (Егоркина) исполняла второстепенную роль Надежды. (Здесь и далее прим.перев.).

[2] А в интервью, данном корреспонденту «Таймс» Николасу Уопшоту, Тарковский подчеркнул: «Я снимаю фильмы в первую очередь и главным образом для своих соотечественников. Если бы я был лишен такой возможности, это было бы для меня подлинной трагедией…» (Из книги-дневника А. Тарковского «Мартиролог»: Тарковский А. А. Мартиролог: Дневники 1970–1986. Публ. А. А. Тарковского. Ред. В. Забродин. Флоренция, 2008.)

[3] Интересно что в своем дневнике «Мартиролог» А. Тарковский сам сравнивает свое творчество с творчеством Ф.М. Достоевского: «1983, 30 января. Случайно наткнулся на высказывание Достоевского по поводу «Записок из подполья»: «…По тону своему она (повесть [— А. Т.]) слишком странная, и тон резок и дик; может не понравиться; следовательно, надобно, чтоб поэзия все смягчила и вынесла…» Как будто о «Ностальгии». Удивительно! И странность… И дикость тона… И опасность, что «может не понравиться…» И способ смягчить поэзией..! Всё, как у меня сейчас с «Ностальгией». Incredibile!».

[4] Человеческая ситуация (conditio humana) — междисциплинарное понятие, описывающее условия человеческого существования; книга Ханны Арендт (немецко-американского философа) об этом понятии переведена на русский как «Ситуация человека» или «О деятельной жизни» (Арендт Ханна. Ситуация человека (The Human Condition, 1958). Рус. перевод: Арендт, Xанна. Vita activa, или О деятельной жизни / пер. с нем. и англ. В. В. Бибихина; ред. Д. М. Носов. — СПб.: Алетейя, 2000).

[5] В романе немецкого писателя Новалиса (Георга фон Харденберга) «Генрих фон Офтердинген» (1799 г.) главный герой видит во сне голубой цветок и решает посвятить жизнь его поискам. Голубой цветок является символом немецкой романтической поэзии, и именно романтики привнесли в мифологию Грааля идею о том, что священный сосуд может быть чем угодно — у каждого свой Грааль, свой смысл жизни.

[6] Имеется в виду книга: Andrej Tarkowskij. Film als Poesie - Poesie als Film.Turowskaja, Maja und Felicitas Allardt von Nostitz: Published by Bonn, Keil, (1981). Из интервью с Ф. фон Ностиц: «Я всегда очень любила кино. А в 1967 году в Мюнхене я познакомилась с Майей Туровской. В Москве в 1976 году я предложила ей написать книгу о Тарковском. В России сделать книгу о Тарковском в то время было невозможно. И мы решили издать книгу в Германии. И в 1981 году книга была издана. Она называлась «Кино как поэзия. Поэзия как кино». Это была первая книга о Тарковском во всех германоговорящих странах Европы. (Источник: Международный исторический журнал №17, 2002 ).

[7] Робер Брессон – французский кинорежиссёр и сценарист (1901-1999). Отношение Брессома к природе сходно с видением А. Тарковского. В интервью 1973 года Брессон говорит: «У меня есть чувство, что Бог везде, и чем больше я живу, тем больше я вижу его в природе, в сельской местности. Когда я вижу дерево, я вижу, что Бог есть. Я пытаюсь поймать и передать идею того, что у нас есть душа и эта душа находится в контакте с Богом. Это главная вещь, которой я хочу добиться в моих фильмах».

[8] Из дневника «Мартиролог» выписанные цитаты: «Я взглянул окрест — душа моя страданиями человечества уязвлена стала» (Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву»). «Чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать!» (Слова Достоевского).

[9] Так записал сам А. Тарковский в дневнике «Мартиролог». Затем режиссер пишет: «Я хотел показать типично русские, по Достоевскому, психологические ее черты . Слово это по-русски трудно для перевода. Это может быть сострадание, но только сильнее по смыслу, это страстное отождествление себя с другим страдающим человеком».

Перевод с немецкого Екатерины Назаровой,студентки образовательной программы НИУ ВШЭ «Иностранные языки и межкультурная коммуникация» (проект «Зарубежные театроведы о русском театре», руководитель Е. И. Леенсон)

Именной и предметный указатель:

Андропов

Арендт Ханна

Брессон Робер

Герцен

Гоголь

Достоевский

Егоркина Лариса

Любимов Юрий

Новалис

Ностиц Фелицитас фон

Пазолини

Радищев

Ростропович Мстислав

Солженицын

Тарковский Андрей

Твардовский

Терехова Маргарита

Туровская Майя

Уопшоту Николас

Черненко

Чехов А.П.

«Андрей Рублев»

Венецианский фестиваль

«Генрих фон Офтердинген»

«Зеркало»

«Иваново детство»

Корсо Венеция

«Ла Скала»

«Мартиролог»

«Новый мир»

«Ностальгия»

Палаццо Сербеллони

«Путешествие из Петербурга в Москву»

Сан-Грегорио-да-Сассола

Святой Грааль

«Сталкер»

«Страсти по Матфею»

Театр на Таганке

«Таймс»