Вольфганг Шрайбер. «Фиделио» — правдивая реальность. Постановка Юрия Любимова в Штутгартской государственной опере.

Süddeutsche Zeitung, 30 ноября 1985

Юрий Любимов - русский режиссер, изгнанный со своей родины, - провел, по сути, одну очевидную параллель: между утопией Бетховена о свободе, равенстве, братстве и реальными обстоятельствами почти 180 лет спустя. Современность видится ему удручающей, и он проносит эту мысль сквозь штутгартскую постановку «Фиделио» от начала до шокирующего финала, радикально отличающегося, бросающего вызов любым художественным клише.

Единственная опера Бетховена — это нравственный призыв, именно этим сюжет заинтересовал композитора; метафора «супружеской любви», освобождения одного незаурядного заключенного призвана выразить общую цель человечества, а именно солидарность со всеми заключенными, освобождение всех людей (как внешнее, так и внутреннее). Однако, учитывая современные реалии и лично пережитый опыт,

Любимов стремится сделать абстрактный гуманистический посыл более конкретным. Во-первых, путем сужения образного ряда и всего сюжета до темы политических заключенных (что, без сомнения, наносит ущерб атмосфере зингшпиля в начале и многочисленным лирическим сценам оперы), во-вторых, за счет детально продуманного мира, в котором разворачивается драма.

Чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть в буклет. Помимо знаменитого эссе Эрнста Блоха «Фиделио» («Нигде мы не светим так ярко») [1] и портрета Бетховена кисти Малера, в нем содержатся текстовые материалы и фотографии Amnesty International [2]: о тюрьмах и пытках в Турции, Советском Союзе, Испании, Сирии, Южной Африке, Латинской Америке, Китае, Гаити, Малави, Гватемале, Сальвадоре; о подростках, заключенных под стражу, о преследовании курдов, о пытках женщин. Такова нынешняя действительность, скрытая в «Фиделио».

Тотальное заключение
Тревожно отрезвляющей, даже леденящей выглядит опера в этой постановке: сценический мир декораций и костюмов (Стефанос Лазаридис), серый и обыденный, полностью окруженный высокими решетками — единая тюрьма. В начале спектакля жены хотят навестить заключенных, из зрительного зала они идут по мосту к тюрьме, Жакино, отделывается от них утешительными словами (фраза: «А, чтоб тебе треснуть, проклятый», — приобретает здесь новое значение). Домашняя утварь не создает для Марцеллины и Рокко уюта, одной гладильной доски достаточно для сцены Марцеллины и Жакино. Важно, что все, кроме Марцеллины, одеты в униформу, Фиделио носит длинную шинель, сапоги, фуражку. Прожектор сверху поворачиваетсяв сторону зловеще-враждебных декораций.

Светом софит нас разыскивают и опознают в зрительном зале: во время выступления Дона Пизарро двери зала с грохотом распахиваются, комиссары угрюмо смотрят в пол. Пизарро выбегает на сцену - это не кровожадный тиран, а простой начальник полиции в очках, напоминающий Гиммлера, преступник, подписывающий и сам приводящий в исполнение приказ об убийстве. Таким же образом Дон Пизарро покидает сцену: двери снова отворяются, и актеры уходят на антракт. Между этим сцена хора заключенных: выстроенные в три колонны заключенные (в тюремной одежде, с номерами на груди и в шапочках) медленно выходят из глубины на свет, прикрывая глаза руками. Человеческая индивидуальность, личные переживания жестоко подавляются вездесущей политической властью, которая представляет мир «Фиделио» как своего рода военную диктатуру. Сцена с Флорестаном в подземелье, таким образом, едва ли предназначена для душевного облегчения, в зрителе пробуждается не сострадание к человеку, а скорее беспредельный ужас. Безжалостная структура давит на людей слишком сильно. Любимов и Лазаридис вообще избегали чрезмерной экспрессии в изображении персонажей. Вместо этого символические образы создаются за счет подвешенных зеркал, смысл которых не совсем ясен, они, к сожалению, скорее отвлекают, чем способствуют пониманию; не работает этот прием и в финале.

Музыкальный руководитель Штутгартской оперы Деннис Рассел Дэвис стремился, и в этом он согласен с интерпретацией Любимова, усилить драматический накал, добиться симфонического единства, строгого соблюдения ритма и точной музыкальной артикуляции (в чем Штутгартский государственный оркестр его часто, к сожалению, подводил), обеспечить музыкальное развитие в целом.

Певцы выступили на достойном уровне. Прежде всего, убедительная и проникновенная в своем исполнении Жаннин Альтмайер в роли Леоноры. Ее мягкое, взрывное лирическое сопрано достигло предельного эмоционального напряжения, возвысилось до небес. Того же нельзя сказать о резком, звонком, иногда неточном теноре Тони Кремера. Вольфганг Пробст в роли Пизарро, Михаэль Эббеке в роли министра, Роланд Брахт в роли Рокко поразили своими вокальными способностями и тональной палитрой. Райли Вильякайнен и Деонван дер Уолт были убедительны в роли Марцеллины и Жакино. Хорошо выступил как хор Штутгартской оперы, так и приглашенный хор.

Ни радости, ни свободы
Финал спектакля Юрия Любимова «Фиделио» получился скорее натуралистичным и ошеломляющим, чем трогательным. Здесь эффект от актуализации исторической оперы оказался сильнее любви к театральному искусству и музыке, это произведение вдруг снова обрело удивительную силу. У оперы два финала: один, нетронутый, из либретто Бетховена «Фиделио» с вдохновенным возгласом толпы и всего человечества: «Да здравствует этот день». Уже здесь режиссер неожиданно оставляет тревожное предзнаменование: дон Пизарро, деспот, воплощение зла, не был сметен утопическим мировым духом, уступив тем самым место безраздельной победе добра. По приказу министра, молодого бойкого военного, был понижен в должности, арестован и отправлен к другим заключенным, среди которых он и остается стоять как памятник, молчаливый и скорбный.

Потом происходит нечто неожиданное. Заиграло вступление к увертюре «Леонора №3». Пленники остались в заключении и, следуя грубому приказу, снова спустились вниз. Спасение было дано только привилегированному заключенному Флорестану, который вместе с Леонорой был вынужден наблюдать торжество варварства над человечеством. Стоя у решетки, жены смотрят вслед исчезающим заключенным, они зажигают свечи и выставляют их в ряд впереди сцены — в знак памяти.

Опера «Фиделио» давно закончилась; теперь звучит тоскливое, печальное послесловие к обнадеживающей и одновременно безутешной увертюре Леоноры: «Близко утро счастья, знаю,/ но не мне оно блеснет…». Грохот закрывающихся ворот останавливает музыку; теперь увертюра должна была бы перейти к тихой восторженной теме, возвещающей победу. Но тут режиссер обрывает действие: нет ни надежды, ни ликования, ни победы. В зрительном зале царят тишина, недоумение и тревога. Позже раздаются бурные аплодисменты, смешанные с неодобрительными возгласами в сторону режиссера и дирижера.

Подпись к фото: «Фиделио» Бетховена как мир в плену. Фотография с новой постановки в Штутгарте.

Примечания

[1] Этими словами начинается рецензия Эрнста Блоха на «Фиделио» Отто Клемперерав берлинской Кролль-опере. Статья и цитата не переведены на русский, см. оригинал: «Nirgends brennen wir genauer».
[2] Amnesty International — международная организация, основанная вВеликобритании в 1961 году, которая выступает за соблюдение прав человека ипривлекает внимание к случаям их нарушения.

Перевод с немецкого языка выполнила Диана Панкова, ОП «Филология». Руководитель — Серафима Маньковская