Юрий Любимов. «Попросили – работаю». Интервью Ивану Семенову

Создатель Театра на Таганке о новой премьере, реорганизации труппы и о том, чем режиссер похож на врача

На 21 и 23 апреля в Театре на Таганке назначены предпремьерные показы спектакля Юрия Любимова «Маска и душа» по произведениям Чехова. А 17 апреля 93-летнему режиссеру в Петербурге вручат специальную премию «Европа — театру». Сейчас на Таганке идут репетиции, Юрий Петрович из зрительного зала водит по полуосвещенной сцене фонариком. Слева расположился фрагмент старого купе поезда, справа — икона, а в глубине — паром из чеховского рассказа «Святою ночью». Кубики из знаменитого спектакля 1960-х «Послушайте!» образуют слово «Мейерхольд». После очередной репетиции режиссер рассказал обозревателю «Пятницы» о том, что происходит в его жизни и в его театре сегодня.

О премьере

Художника в этом спектакле нет, сценографию сочинил я. Музыку для спектакля написал Владимир Мартынов, а уравновесить ее я решил Шаляпиным, чтобы дать удаль (поет «Как во городе было…»). Кроме того, Шаляпиным мне хотелось обозначить определенный чеховский круг людей. В спектакле фигурируют Бунин, Суворин, даже революционная шпана, как чеховское предчувствие. Я могу себе это позволить, поскольку не делаю исторического спектакля. Эрнст Неизвестный разрешил мне по старой дружбе использовать в оформлении свою скульптуру, изображающую руку. Ее реплику для спектакля сделал актер, играющий в «Маске и душе» роль Чехова. (Зовет: «Андрей Смиреннов!» Из-за кулис выходит совсем молодой актер.) Вот наш Чехов.

Труппа должна меняться, а не сидеть, как клопы на диване, до конца своего существования.

О Чехове

Я за жизнь поставил несколько чеховских спектаклей. Ставил «Три сестры» у себя в театре, «Вишневый сад» и «Чайку» — в Греции. Даже в училище, когда работал, ставил чеховские рассказы. Каюсь, я считал, что его пьесы неинтересные, а проза лучше. Только когда сам поставил несколько пьес, понял, что был неправ. Жанр этого спектакля я называю «элегией» и пользуюсь рифмой Введенского, которая мне, признаться, очень нравится: «Так сочинилась мной элегия о том, как ехал на телеге я». В спектакле есть чеховские шедевры — «Степь», «Святою ночью», «Учитель», «В суде». Есть его автобиографические наблюдения.

Чехов должен был провести для меня диагностику России. Так и были отобраны рассказы: вот безобразный суд, вот «Степь», где в первом же абзаце помянуто наше безобразное пьянство. Я сформулировал для себя главное в его фигуре: Чехов — доктор, то есть тот, кто ставит верный диагноз, а иначе он залечит. У докторов ведь совершенно особый взгляд. Как и у режиссеров. Я, скажем, тоже могу совершить ошибку и назначить на роль не того актера. Что ж, я его могу и заменить.

О старой Таганке и тайных поклонниках

В советское время меня четыре раза выгоняли из театра. Но сам же театр меня и спасал. Наши спектакли многим нравились. По-видимому, и тем, кто писал вождям речи. Детям вождей они тоже нравились. Юрий Андропов меня однажды неожиданно обнял. Я спросил его: «За что?» Оказалось, за то, что я не принял его детей в свой театр. «Представляете, они играли бы в вашем театре — какой это был бы позор для меня! Какой вы молодец, что не взяли их. Знали, что мои дети?» Я ответил, что не знал. Он засомневался: «Зачем тогда час потратили на их пробы?»

Об отставке

Я давно просил городские власти реорганизовать театр, поскольку по действующей системе закупок, по утверждаемой на год смете расходов больше работать не мог. У меня подписание документов отнимает, без преувеличения, по два часа в день, не меньше. Но были и другие причины. Когда сотрудник не хочет чего-то делать, я как руководитель театра должен иметь возможность достать бумажник и сказать ему: «Вот тебе деньги за твою работу, только делай». Кроме того, я настаиваю, что в театрах должна быть введена контрактная система. Труппа должна меняться, а не сидеть, как клопы в диване, до конца своего существования. В итоге это губит все театры, особенно репертуарные. И я в своем мнении не одинок.

Моя просьба не дала результата, поэтому я написал заявление об отставке. Конечно, сразу испугались скандала: что ж это такое! Меня вызвали городские власти по культуре и сказали: вы еще поработайте, а мы подберем вам замену. Заодно поинтересовались, кого я рекомендую себе на смену. Потом я был на приеме у Владимира Владимировича, который сказал мне: «Нет, Юрий Петрович, я прошу вас поработать». Попросил — работаю! Был у нового мэра. Вслед за премьер-министром он подтвердил, что не видит проблем перехода театра на автономию.

О расколе

Процесс перехода уже был запущен, но приостановился из-за письма профсоюза театра, возглавляемого Валерием Золотухиным, в Департамент культуры Москвы. Оно подписано актерами театра, волнующимися, что это приведет к сокращению штата. В Мосгордуме решили, что коллектив сказал «нет». Но какой коллектив может быть в театре? У нас нет понимания, что режиссер собирает для себя команду, что именно он принимает на работу и может уволить. Иначе в театре ничего создать нельзя. Когда я вернулся из эмиграции, один раскол уже произошел (в 1993 году часть артистов Театра на Таганке образовала «Содружество актеров Таганки». — «Пятница»). «Коллектив» хотел защищать театр, который создал я, от меня самого. Абсурд! То же самое происходит и сегодня.