Гельмут Шёдель. Двери

«Ди Цайт» ( « Die Zeit ») № 43/ 19 октября 1984 г.

http://www.zeit.de/1984/43/die-tueren

Театр в Вене: Любимов ставит «Преступление и наказание» Достоевского

Самая прекрасная из всех поразительных историй, связанных с московским театром на Таганке, которым двадцать лет руководил режиссер Юрий Любимов, одновременно и самая печальная. Эта история повествует о смерти Гамлета. Четыре года назад умер любимый актер Юрия Любимова Владимир Высоцкий, который в легендарной постановке «Гамлета» играл принца Датского. Владимир Высоцкий не просто умер — как позже говорил Юрий Любимов, он сгорел, как метеорит. В гробу лежал актер в костюме Гамлета [1] или сам Гамлет? Эта история рассказывает о смерти бессмертного театрального героя и восходит к периоду, когда театр еще был далек от шоу-бизнеса. Гамлет — это не просто престижная роль в послужном списке актера, это призвание.

Тем временем Юрия Любимова отстранили от должности художественного руководителя Театра на Таганке и лишили гражданства [2]. В Академическом театре Вены, филиале венского Бургтеатра, он поставил спектакль, который уже ставил в Москве, Будапеште и Лондоне  — речь об инсценировке романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание». Сама постановка носит такое же название. К началу действия бедный студент Раскольников, интеллектуал без средств к существованию, уже убил «гадкую» старуху-процентщицу и ее сестру Лизавету. Раскольников пытается оправдать свое преступление философскими идеями Шиллера и Наполеона, а в прологе следователь вот как определяет тему постановки: «Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика!» Так ли это?

У Достоевского вину преступника в конце искупает любовь женщины: «Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь...». Раскольников (Герд Бёкман) на сцене венского театра зачитывает краткий отрывок из школьного сочинения: «Прав был Раскольников, что убил старуху, — жаль, что попался». Стоит ли пугаться жестокой наивности этих фраз? Они призывают к восстанию или предсказывают террор советской власти?

В заключении — строки из сатирической пьесы Бертольда Брехта  «Говорящий “да”» о том, что человеческая жизнь подчинена политическим интересам. В конце пьесы Брехта хор поет: «Никто не виновен больше, чем сосед…» Таким образом Раскольников в постановке Любимова после многих лет каторги незаметно превращается в праведника.

Великая эпическая мощь Достоевского становится у Любимова отправной точкой для рождения театра. Эпос превращается в динамичную драму. Так Юрий Любимов продолжает традиции театра Мейерхольда, русского театрального режиссера-экспрессиониста. Время от времени актеры застывают в немых сценах, или в действие спектакля громко врывается музыка — она проясняет произнесенный текст или наоборот подчеркивает его несуразность.

Единственная декорация в спектакле — тесная каморка Раскольникова — построена театральным художником Давидом Боровским справа, в самом углу сцены. Все остальное заполняет черное пустое пространство сцены. Именно в этом пространстве одержимый идеями «бури и натиска» Раскольников принимает себя за атамана шайки разбойников Шиллера. Его огромная черная тень отбрасывается на задник. Двери в спектакле отворяются сами собой. Допрос ведет следователь Порфирий Петрович (Михаэль Реберг), который оказывается еще и тонким психологом; сцены с ним действуют угнетающе и обрываются внезапно, словно в немом фильме. Дверь, заляпанная кровью, напоминает об убийстве; в кошмарах героя эта дверь оживает и шагает через всю сцену.

Вообще двери, наряду с убийцей, становятся главными героями постановки. В конце концов и перед самим Юрием Любимовым открылась дверь, ведущая из Советского Союза. А потом она же за ним закрылась. Теперь, должно быть, мир по обе стороны от этой двери кажется ему темницей. В следующем году Юрий Любимов поставит в Штутгарте оперу «Фиделио», действие которой разворачиваются тоже в темнице.

[1] На самом деле это легенда. Высоцкого хоронили в черных джинсах и черном свитере, почти таких же, какие носил его Гамлет, но это не был сценический костюм. Вот как рассказывает об этом Алла Демидова: «Его и похоронили в новых черных брюках и новом черном свитере, которые Марина Влади привезла из Парижа. (Я первая написала, что мы хоронили его в костюме Гамлета; потом многие это повторяли, и я хочу внести нужное уточнение.) Над гробом свисал занавес из “Гамлета”, и черный свитер воспринимался тоже гамлетовским» (Алла Демидова. Мой Высоцкий, «Эксмо», 2016) (Здесь и далее — прим.перев.)

[2] Произошло это в 1984 году.

Перевод Екатерины Назаровой, студентки образовательной программы НИУ ВШЭ «Иностранные языки и межкультурная коммуникация (Проект «Зарубежные театроведы о русском театре». Руководитель – Елена Леенсон)