Глеб Ситковский. Сталин на медном коне

Когда некоторое время назад на Таганке объявили, что Юрий Петрович Любимов принялся за постановку булгаковского «Театрального романа», иные начали строить догадки, что классик русского нонконформистского театра хочет свести счеты с системой Станиславского. Ведь выведенные Булгаковым основоположники Независимого театра Иван Васильевич и Аристарх Платонович есть, как известно, прямые кальки с Константина Сергеевича и Владимира Ивановича.

Кое-кто предсказывал, что Любимов своим спектаклем захочет врезать предателю-ученику Николаю Губенко, с которым у него идет война почище той, что была у Станиславского с Немировичем. Но угадать истинный замысел режиссера не сумел никто.

Иван Васильевич (Валерий Золотухин) и Аристарх Платонович (Феликс Антипов) в таганковском спектакле фигуры, конечно, колоритные, но второстепенные. Литератор Максудов (alter ego Булгакова, роль которого Любимов разделил между молодым Дмитрием Муляром и седобородым Алексеем Граббе) на главного героя тоже вроде не тянет.

Кто-то, ссылаясь на звучащие со сцены цитаты из булгаковских писем и особенно на портрет Михаила Афанасьевича, взмывающий над сценой в финале, возможно, предположит, что Любимов решил поставить «Жизнь господина Булгакова». Но и это будет не совсем верно.

На самом деле двумя главными героями спектакля правильней было бы считать Иосифа Виссарионовича Сталина, возвышающегося на сцене на медном коне (сценограф Борис Бланк), и самого Юрия Петровича Любимова на его привычном месте за режиссерским столиком.

Через головы актеров они словно перекрикиваются друг с другом, сводя давние счеты. Иосиф Виссарионович – в роли Медного Всадника, Юрий Петрович (а также Михаил Афанасьевич; а также Константин Сергеевич) – в роли гонимого Евгения.

Собственную историю взаимоотношений с властью Любимов реконструирует, вынося на сцену афиши своих старых спектаклей – от «Доброго человека из Сезуана» до «Шарашки». Занавес с мхатовскими чайками свободно скользит по сцене подобно легендарному вязаному занавесу Давида Боровского из «Гамлета».

Вообще, если начать перечислять все цитаты, из которых скроен этот спектакль, то и не скоро остановишься. Цитат здесь, пожалуй, даже побольше, чем самого текста «Театрального романа». В большой таганский котел Юрий Любимов кидает все, что попадется под руку. А под руку попадается: гимн Советского Союза («вставайте, господа, вставайте!» – делают приглашающий жест актеры), музыка к мхатовской «Синей птице», большие фрагменты из «Белой гвардии», письма  Станиславского и Немировича-Данченко, переписка вождя народов с опальным литератором.

В какой-то момент может прозвучать цитата все из того же «Медного всадника», а через минуту – домашняя шуточка на злобу дня по поводу «единства в отечестве». И газеты, и куплеты – у хорошего хозяина все сгодится.

Юрий Любимов – из той редкой породы режиссеров, что может позволить себе абсолютно все. Кашу он сумеет хоть из топора сварить. Причем каши, надо отдать ему должное, по-прежнему выходят наваристые и рассыпчатые. Снова и снова Любимов зовет к топору, усиленно нахваливая вкус этого продукта. Но хочется отчего-то все равно гречки.