Татьяна Сизоненко. Словно трёхчастная музыкальная форма

группа БФИЛЛ-184

Опера «Молчание теней» («Le Silence des ombres») была поставлена режиссёром Оливье Лексом по трём пьесам известного писателя Мориса Метерлинка. Эти пьесы – «Смерть Тентажиля», «Алладина и Паломид» и «Там Внутри» - были написаны Метерлинком для театра марионеток. Символист Метерлинк понимал, что актёры старой школы не подходят под специфику его пьес, и решил «полностью устранить со сцены живое существо». Таким образом Метерлинк создаёт новый театр, в котором стирает характеры актёров и обезличивает своих персонажей – немного позднее этот театр назовут символистским.

Уже по названию спектакля ясно, что фокус внимания в постановке настроен нестандартно: в «Молчании теней» всё самое важное находится вне текста и изображения – на месте ожидаемой кульминации в каждой из частей сюжет обрывается. Несмотря на это, ощущения недосказанности нет: наоборот, такой способ повествования делает невозможной вариативность финала.

Вторая часть триптиха выполняет роль связующего звена в опере, находясь между двумя громкими трагедиями с довольно непростым сюжетом. Выбор центральной пьесы мне кажется неслучайным: «Молчание теней» по построению напоминает классическую трёхчастную музыкальную форму, в которой вторая часть выделяется из настроения первой и третьей и обычно представляет собой небыструю мелодию с относительно постоянным динамическим рисунком.

В начале второй части мы видим дом, в котором отдыхает счастливая семья. Нарочитая малоподвижность актёров создаёт впечатление, будто перед нами произведение готической живописи. Из-за кулис появляется старик с незнакомцем, и низким монотонным голосом он продолжает размышлять вслух, очевидно, свои мыслион озвучивал ещё до выхода на сцену. Спустя несколько минут мы уже знаем, какая трагедия произошла и почему так тяжело старику. С этого момента зритель понимает, что напряжённая монотонная музыка в низких тонах, мрачное освещение и преобладание неподвижности на сцене оправданы.

Несмотря на то, что «Молчание теней» заявлена как опера, во второй части ни один актёр не поёт. Преобладание речитатива можно объяснить и композицией – про выбивающуюся из трёхчастной формы середину уже было сказано; к тому же речитатив в опере – приём, усиливающий напряженность и трагичность сюжета.

Кажется важным ещё раз подчеркнуть, что зритель не видит ни утопленницу, ни похоронную процессию – ничего, что вошло бы в классический спектакль. Как я уже сказала, «проводник» сюжета для зрителя – это старик, который описывает всё, что замечает, и при этом ищет причину отсрочить сообщение горькой новости близким покойной. Старик рассказывает о доме, семье, природе так, будто он впервые с ними сталкивается – и Метерлинк, и Лекс через остранение, то есть разрушая ожидания, автоматическое восприятие зрителя, нагнетают ужас и усиливают саспенс.

Все части триптиха объединены между собой, прежде всего, общим лейтмотивом неотвратимости жестокой судьбы. Кроме этого, режиссёр поддерживает единство картины видеорядом, который идёт во время второй части на заднем плане. Зритель видит там два сюжета – кукольную версию пьесы «Смерти Тентажиля», а затем мрачный фильм Симона Ван Ромпея про короля Абламора и Алладину.

Когда опускается занавес, мы чувствуем необходимость дать себе ответ: то, что мы видели, — это галлюцинации и иллюзии, родившиеся в молчании и темноте, или отражение реальности?

«Молчание теней» — это спектакль, который оставляет зрителя с грузом неразрешённых вопросов, и в этом вся его ценность.

Преподаватель – Татьяна Викторовна Левченко