Александр Смольяков. «Театральный роман» без недомолвок

Премьера у Юрия Любимова на Таганке

О желании воплотить на сцене «Театральный роман» Любимов говорил не раз, и, действительно, иронично-автобиографическое повествование Булгакова очень созвучно эстетике сегодняшней Таганки. Михаил Булгаков описал свое знакомство с Московским Художественным театром во время постановки пьесы «Дни Турбиных», описал остро, с юмором, но автор корректен: Художественный именуется Независимым, имена изменены, да и персонажи порой далеки от прототипов.

Юрий Любимов, напротив, недомолвки убирает. Сцену перегораживает знаменитый мхатовский занавес с чайкой. Молодой писатель Максудов (Дмитрий Муляр) под видом пьесы «Черный снег» читает «Белую гвардию». Валерий Золотухин в роли Ивана Васильевича мастерски передает манеры и мимику Станиславского. Феликс Антипов играет Аристарха Платоновича без видимого портретного сходства, но выразительно подчеркивая «барственность» Немировича-Данченко. Главной деталью сценографии (художник Борис Бланк) оказывается огромный бронзовый конь. Конь этот упоминается в тексте Булгакова. Но теперь на нем периодически восседает некто с усами, говорящий с грузинским акцентом…

Режиссер рассматривает «Театральный роман» как произведение, в котором заключены все основные мотивы и образы творчества Булгакова. Поэтому Елена Тальберг вдруг произносит слова Маргариты, и Максудов на мгновение становится Мастером.

Если спектакль «Мастер и Маргарита» Любимов строил на параллелях с историей своего театра, то в «Театральном романе» он соединил хоровод из мхатовской «Синей птицы», эпизоды биографии Булгакова и ссылки на свои прежние спектакли. Режиссерские ассоциации здесь прихотливы, но точны. Как говорит сам Любимов, это «ироническое повествование вне жанра». Действительно, жанр больше всего напоминает капустник — мастерски сделанный, с безупречной продуманностью мизансцен, выверенностью световой партитуры, с восхитительно свободной игрой текстов и подтекстов и при полной непринужденности отношений сцены и зрительного зала.

Несерьезный тон на премьере Любимов задал сам, появившись в зрительном зале перед началом и помогая зрителям найти свои места. Весь спектакль он сидел за режиссерским пультом, перекидываясь репликами с артистами. Так что тот, кто ожидал увидеть эпохальное сценическое полотно о художнике и власти, об истории развития советского театра, был наверняка удивлен, а то и шокирован. Но сейчас у Любимова настроение «несерьезное», хотя его ирония и не без горечи. Как и с кем он может говорить всерьез, если половина здания театра, которое он строил, сдается под антрепризы, а театральная общественность, которая в свое время с жаром обсуждала этот конфликт, в конечном счете так ничего и не изменила?

С другой стороны, театральный кризис столь очевиден, что о нем даже перестали говорить. Речь не о кризисе зрительского интереса, который сейчас как раз находится на пике, а о кризисе эстетическом. Приемы и методы, открытые Любимовым тридцать лет назад, и сегодня остаются недостижимыми вершинами мастерства. А молодая режиссура, за редким исключением, работает по старинке, игнорируя (по невежеству?) опыт старшего поколения. Такому мастеру, как Юрий Любимов, в этой ситуации остается только скрываться за маской иронии и либо наблюдать за происходящим вокруг, как он это делает в «Евгении Онегине», либо, как в «Театральном романе», увлекать своих артистов и зрителей театральной игрой, которая имеет ценность и интерес сама по себе.