Юрий Любимов: «Не доводите Россию до топора»

Сегодня в Театре на Таганке состоится премьера спектакля «Антигона» в постановке великого режиссера Юрия Любимова. Перед премьерой мэтр дал интервью специальному корреспонденту «Известий» Артуру Соломонову.

- Юрий Петрович, вы могли бы почивать на лаврах, получать и раздавать премии, состоять в разных комитетах и жюри. Тем не менее вы каждый год выпускаете новый спектакль.
— Однажды Антониони, с которым я имею честь быть знакомым (а ему, кстати, уже за девяносто), спросили примерно о том же, о чем вы сейчас спрашиваете меня. И он сказал: «Если я работаю — я живу». И классики наши великие говорили: «Делай свое дело, а там видно будет».

Я выпускаю один спектакль в сезон, а надо бы два или три! Но сейчас очень сложно с финансовыми делами. Много забот. Если бы я нашел хорошего директора, я бы занимался только своим ремеслом, режиссурой.

- Вы ставите перед собой какие-то новые задачи в этой постановке?
— Есть вечные темы, и в «Антигоне» поднята одна из них: власть и народ. Поэтому трагедия Софокла и вызывает интерес у нас спустя более чем тысячу лет.

- Это одна из самых близких вам тем?
— Именно — одна из. Это коммунисты меня упрекали, будто бы в «Пугачеве» я призываю Россию к топору. А призывал не я. Нечаевы, Добролюбовы, Чернышевские, Белинские — они обличали и призывали к топору. Когда меня власти допрашивали, я им сказал, что в «Пугачеве» я, напротив, предупреждаю их, — не доводите Россию до топора.

- Вы были одним из тех, кто хотел разрушения советской идеологии и по-своему участвовал в процессе расшатывания советского государства. Теперь, когда СССР больше нет, как вы оцениваете государство, которое возникло на его обломках?
— К сожалению, новое государство в решениях своих идет старыми методами. И поэтому все мы в очень сложной ситуации. Как говорят летчики — «болтанка». Рефлекторно власть принимает решения советские, наши руководители идут по наезженной колее. А нужно строить новую колею. Но у них остались старые инстинкты, поэтому они пытаются построить капитализм методами социализма. Из этого ничего не выйдет. Советское мышление, к сожалению, владеет умами до сих пор.

 — И в политике, и в искусстве?
— В искусстве была сильная узда. И вдруг выпустили стадо. И оно бежит, сокрушает все на пути. Ну а предел безобразия — наше телевидение.

- Вы его смотрите?
— Иногда смотрю спортивные программы. Все остальное вызывает оторопь и ужас. Смотрю я и новости, но, к сожалению, в наших новостях мало информации, у нас нет объективного обсуждения всемирной обстановки и наших собственных проблем. Чтобы получить полную информацию, надо слушать радио, а у меня времени на это нет.
А по «ящику» — бесконечное славословие, народ гипнотизируют фразами, что все у нас хорошо, что мы идем верным путем. Они думают, что этим внушают оптимизм? Но миллионы людей живут другой жизнью, не той, что показывают по телевизору. Они об успехах узнают только оттуда. Смешно это и грустно. Традиция «Кубанских казаков» продолжается.

- У вас нет ощущения, что сами себя вы как постановщик уже не сможете удивить?
— Вы не правы. Я связан со столькими людьми — композитор, художник, артисты. Моя задача — свести воедино все компоненты. Хоть режиссура и авторская профессия, все равно ты творишь не один. Замысел режиссера никогда не может воплотиться больше чем на семьдесят процентов. Я составитель всех этих живых компонентов, я должен всех натренировать, подвести к игре подготовленными, чтобы они смогли выиграть матч. Я тренер, имеющий тактику и стратегию — как привести команду к победе.

- Каким основным качеством должен обладать режиссер?
— Терпением. И фантазией. Это дается бесплатно — на эти качества не надо вымаливать деньги у меценатов, у правителей. Так я поставил «Мастера и Маргариту» — просто сделал из старой декорации новую, поскольку на премьеру никто денег не давал.

- Спектакль «Мастер и Маргарита», о котором вы упомянули, до сих пор идет в вашем театре, количество представлений перевалило за тысячу. У вас идет и «Шарашка». По романам Солженицына и Булгакова совсем недавно были сняты сериалы, нашумевшие на всю страну. Что вы думаете о телеверсии этих произведений?
— Я ценю только качество. Самое главное — есть предмет искусства или нет. Работу коллег я стараюсь не комментировать. Они сами считают, что это гениально, — и молодцы.

- В «Шарашке» вы играете Сталина. Как вы готовились к этой роли?
— Я не только Сталина там играю, но и Солженицына. А к роли Сталина я готовился исподволь. Я да-а-авно снимался в фильме «Пятница», первом стереоскопическом кино. Съемки проходили в Грузии — в Сухуми, Батуми. Тогда я овладел кавказским акцентом, поэтому имитировать голос Сталина мне было легко. К тому же я о нем всю жизнь байки собирал, истории разные.
Так выстроен спектакль, что Сталин в центре, он держит всех в руках. Я же тут, на Таганке, являюсь хозяином, а его и называли Хозяином. А если бы Сталина играл артист, он бы не мог так контролировать других актеров.

- Чтобы руководить театром, нужно быть Сталиным?
— Театр не терпит никаких иных форм правления, кроме диктатуры. Но нужно иметь здравый ум, уметь всех выслушать и взять все полезное для дела.

- Вы играете Сталина с весьма заметной ненавистью.
— Хорошо, что это заметно. Я старался такие краски выбирать, чтобы зритель не смог к нему относиться хорошо, а увидел его иезуитство и даже некоторые сдвиги шизофренические.

Я слышал, что многие с симпатией относятся к Сталину и мечтают, чтобы в нашей политике появилась подобная фигура. Они просто не понимают, о чем мечтают. Это ужасно, что отсутствие порядка в нашей стране довело многих людей до таких желаний.

Мы, как никто, должны понимать, что такое диктатура. Мы прошли путь такого террора, что не дай бог никакой другой стране столкнуться с чем-то подобным. И сейчас мы впали в другую крайность — вседозволенность. Мы не ценим закон. У нас нет понятия, что закон надо исполнять, иначе мы вскоре начнем просто истреблять друг друга.

- Ваш спектакль по «Братьям Карамазовым» называется «Скотопригоньевск»- — по имени города, где происходит действие романа. Порой возникает впечатление, что вы всю Россию воспринимаете как один большой Скотопригоньевск.
— К сожалению, в какой-то мере да. Я понимаю, что надо наводить порядок, но искать пути к этому порядку — не сталинские! Мы строились 75 лет и - уникальный случай! — развалились сами. Теперь мы начинаем анализировать прошлое, и многие говорят, что в общем раньше было хорошо. Но чего хорошего, когда одна треть или почти половина населения сидела в ГУЛАГе? Как это можно восхвалять?

- В этом спектакле актеры подходили к авансцене и хором угрожающе кричали: «Карамазовская сила!». Что для вас эта «карамазовская сила»?
— Вседозволенность. Дикое ощущение своей свободы, не скованной никакими рамками, законами, правилами. В «Карамазовых» Достоевский показал срез всей России, которая изменений за два столетия по сути не претерпела.

- Ваш театр создавался, когда «Современник», которому исполнилось сейчас 50 лет, был очень популярен. Вы как-то учитывали, что рядом — востребованный театр с определенной художественной программой? Воспринимали его как конкурента?
— Нет. Этот театр был абсолютно другой, на других принципах. Искусство ведь определяет не гражданская позиция его создателей, а стиль. А он у нас был совершенно разный.
Я всегда был поклонником условного театра. Он не может быть другим, с моей точки зрения. Бытовой театр для меня интереса не представляет.

- Каково ваше самое сильное разочарование последнего времени?
— На восемьдесят девятом году жизни у меня другое мышление, чем у вас. Совсем другое. Вот я встал утром — уже хорошо. Могу репетировать по восемь часов в день в полную силу — и я доволен.

Записал Артур Соломонов