Стрелкова Елизавета. Героиня Достоевского за советской дверью

Начинается спектакль с распахнутой двери и безумного взгляда героини — женщины средних лет с грязными светлыми волосами в длинном черном пальто. По названию постановки мы можем понять, что главной в данной интерпретации Фёдора Михайловича Достоевского будет Катерина Ивановна, вдова Мармеладова.

Женщина входит и выходит, громко хлопая советской дверью и позволяя нам бегло осматривать пространство. Белая небольшая комната, в которой плотно на черных скамейках сидят зрители — Катерина Ивановна так часто взаимодействует с ними, что кажется, будто это и не зрители, а такие же актеры спектакля. На шею героиня вешает табличку из картона с просьбой о милостыне, а на голову надевает странную панамку, что дополняет ее немного безумный образ. Она говорит то на русском, то на смеси английского и французского, перескакивая с одной истории на другую: вот говорит, что нужно было держать супруга в строгости, а далее рассказывает про свою семью и аристократическую юность.

Мы понимаем, что действие происходит уже после смерти Мармеладова. «Вы думаете, что я была слишком строга с ним? Знаете, доброй души был человек». И безумие не отличить от крайней степени отчаяния — женщина то репетирует, как будет просить милостыню, то сожалеет о том, как обращалась с Мармеладовым, то бесконечно поправляет заколку в волосах. А зрители превращаются в гостей на поминках Мармеладова, к которым подсаживается и пытается завести разговор вдова.

Мне кажется, Гинкас хотел показать всю противоречивость этого персонажа, ведь так контрастирует черное пальто с картонкой на груди и иностранная речь, улыбка на лице и смех зрителей и разговоры о смерти. Достоевский писал, что от чахотки Катерина Ивановна немного сходит с ума и ведет себя как ребенок — в спектакле это ребячество достигает наивысших пределов, что неожиданно видеть на поминках, например, Катерина Ивановна ложится на пол или пинает ногой нечто, похожее на стопку бумаги. “Я вам говорю не про покойника Семёна Захаровича, а про своего первого мужа-покойника”.

В спектакле почти нет других актеров, первые полчаса зрители проводят только в обществе Катерины Ивановны. Автор хотел показать, как одинока и потеряна эта женщина, как мало надежды и поводов для радости у нее осталось. Героиня заставляет нас поверить в то, что мы на реальных поминках и слушаем безутешную вдову: “What do you think, is this a theater?”.

Узкое пустое театральное пространство немного нагнетает и будто концентрирует действие: Катерина Ивановна одна и зрители поглощены только ее игрой. Затем появляются дети, помогающие женщине, в оригинале помогающие собирать милостыню; она играет на скрипке и жестко поправляет их пение (криком, оплеухами). Но денег они не просят, просто смотрят зрителям в глаза. Создается впечатление, что дети — лишь часть декораций, а не участники постановки.

Резкий крик обрывает заунывную мелодию скрипки — Катерина Ивановна кричит на зрителей, приказывая всем заходить в зал через советскую дверь, белая комната оказывается лишь фойе. “Вы, вы и вы! Не понятно, что надо шевелиться? Сажайте гостей!”. Героиня суетится и рассаживает гостей за длинным белым столом с бутылкой водки и черным хлебом. И вновь уделяет внимание детям: “Видите, какие бестолковые? А что с ними делать? Все нас бросили!”.

От этих слов внутри появляется чувство вины. Зрители не виноваты, но все равно кажется, что мы — причина мучений Катерины Ивановны. Из-за нас она срывается с крика на спокойную речь или заунывно играет на скрипке, мучает своих детей, в изнеможении падает, а потом вскакивает и бросается на холодную белую сцену.

В конце спектакля с потолка спускается лестница и Катерина Ивановна хватается за нее обеими руками. Она пытается забраться на самый верх с криком: “Я здесь, я иду!”, шатаясь на привязанной к веревке короткой лестнице. Мне кажется, это некая метафора сложного шаткого жизненного пути героини, за жизнь она держится из последних сил. "Пустите меня!” — стучится в белоснежный потолок главная героиня, и все гаснет, ответа нет, и постановка завершается. Для меня это открытый финал, ведь никто не знает, что будет дальше с Катериной Ивановной (в рамках этой интерпретации), но мы видим стремление хрупкой души улететь подальше от страданий этого желтого Достоевского мира.

От спектакля у меня остались неоднозначные впечатления. Меня удивило — он поставлен в МТЮЗе, в московском театре юного зрителя. На мой взгляд, данная постановка явно не ассоциируется с театром только для юного зрителя, и хотя уже после спектакля я ознакомилась с репертуаром театра и его историей, возможно, диссонанс в голове возникал не только у меня. Я еще раз перечитала авторский текст, сосредоточившись на сцене похорон, и поняла, что поведение и речь Катерины Ивановны переданы близко и почти дословно, но в самом произведении ее эмоции не являются центральными — мы просто не сосредотачиваем на них все свое внимание. Мне кажется, задумка Гинкаса состояла в том, чтобы раскрыть отдельно важную сцену в развитии персонажей “Преступления и наказания”. Я видела множество интерпретаций бессмертной классики Федора Михайловича Достоевского, но данная постановка для меня становится по-своему интересным и странным театральным опытом.

НИУ ВШЭ, Майнор «Театр с нуля» (для студентов 2 курса). Преп. Елена Леенсон