Анна Трушина. Жизнь во мраке

«Чайка» Кристиана Люпы погрузила меня в темноту и не показала, как из неё выбраться. Трудно сказать, понравилась ли мне эта постановка. Легко сказать, что запомнилась.

Она обманула мои ожидания: слыша фамилию Чехова, я всегда мысленно погружаюсь в глубокое мягкое кресло. В моей руке – чашка горячего чая, а за окном идёт дождь, после которого на улице вкусно пахнет сыростью, а небо – белое и чистое. Поэтому мрак и тяжесть сцены оглушили меня, как тупой удар. Пришлось сесть ровно, наклониться к экрану и смотреть внимательно: думать, думать и понимать, к чему приведёт эта работа.

Я собираюсь разобрать постановку, ответив на следующие вопросы:

Как соотносится текст пьесы с постановкой?

В каком времени происходит действие?

Почему сцена такая тёмная?

Каковы голоса актеров?

Какую роль играет в постановке музыка?

Как трагедия Нины отражена в образе её персонажа?

Концовка спектакля.

«Чайку» Чехова я читала очень давно, мне пришлось открыть текст и следить за ним глазами синхронно с постановкой. В первом акте актёры шли точно по словам персонажей, разве что убирая или прибавляя лишнее наречие. Могу вспомнить лишь то заметное исключение, что Константин к концу первого акта говорит: «Поймите меня, пожалуйста» … и кричит, мол он прав.

Но стоило начаться второму акту, как из текста начали пропадать целые куски, а некоторые фразы – заменяться другими или менять своё расположение. Например, Нина внезапно говорит: «Уже конец? Продолжения не будет?» - посреди монолога Ирины Николаевны, хотя её реплика должна была звучать после него.

Многие фразы исчезают из речи Тригорина, и суммарно это делает его образ нарочито картонным, вбирающим в себя напыщенность медийной личности без тени человечности. Думаю, в этой постановке он герой отрицательный, сеющий раздор между сыном и матерью, между юношей и его возлюбленной – вот и фразы, которые могли бы смягчить этот образ, в работе не появляются. В остальном же смысл пьесы не меняется… до последней сцены, к анализу которой я перейду позже.

По одежде героев сложно сказать, к какому времени относится работа: Константин в джинсах, на Нине – толстовка, а Маша – в вечернем платье и туфлях с широким каблуком. Ирина Николаевна носит наряды, которые визуально уходят во время куда более раннее, чем наряды остальных героев. Сорин будто одет по времени, но я могла бы представить человека в его одеждах и в нашем веке. Из-за нейтральной временной окраски, для некоторых героев соотвествующих будущему, некоторых – прошлому, а некоторых – настоящему, постановка кажется вневременной.

Происходящей всегда.

История в постановке, как и в оригинальном тексте, печальна. Юные таланты ошибаются, оступаются и угасают. Это было грустно раньше, это грустно сейчас.

Тёмная сцена, скудные декорации заставили меня поёжиться, почувствовать себя некомфортно. В этой темноте герои кажутся маленькими и потерянными. Мир в постановке совсем не дружелюбен – он скалит зубы на молодых героев. На Константина, старающегося показать миру что-то большее, чем заурядные пьески, и на Нину, чей талант простаивает в глуши. Тусклое освещение, холодный мрак делают переживания героев абсолютно оправданными. Вот почему сцена так затенена.

Когда ты живёшь в темноте, ты вынужден гореть, чтобы не остаться во мраке. Но стоит перегореть – и зажечься обратно уже не получится. Если в тебе нет света, то больше его не найти нигде.

О голосах актёров, их манере говорить, я думала всю постановку. Они не дают расслабиться. Когда ты привыкаешь к медленному повествованию, растянутому на два долгих часа, герои внезапно вскрикивают или начинают друг друга перебивать: непонятно, на какой громкости держать запись, чтобы и расслышать работу, и не получить по ушам. Думаю, это работает на общую тревогу, которую излучает постановка. Не сосредоточишься на голосах – и они тебя оглушат. В тексте речь того же Шамраева кажется куда более сдержанной – в постановке он кричит и вопит, пугает зрителя. А выступление Нины? Ровное прочтение работы Константина прерывается вскриками, чувствами, накопленными в её груди. Это и притягивает, и напрягает. Видно, что каждое слово актеры наполняют переживаниями и эмоциями, полностью вживаясь в персонажей.

Музыка появляется урывками. В первом акте её значительно меньше.

Я ждала, когда она появится, и музыка наконец-то зазвучала в выступлении Нины.

Очень пробирающая глухая мелодия, поддерживающая игру актрисы. Сначала её действительно мало, но со временем она начинает чувствовать себя как дома: то звучит, когда умирает чайка, то после диалога Тригорина и Нины о молодой девушке, живущей на берегу озера. Но самое запоминающееся появление музыки для меня было в сцене, где Нину утаскивает в круговорот хаотичной жизни Потерянный.

Героиня говорит о том, что они ещё увидят ангелов и небо в алмазах, а музыка сходит с ума, перебивает её и кричит. Кажется, что музыка – отдельная героиня, присутствие которой не замечаешь, пока она не заявит о себе в полный голос. То тихая, то оглушающая – думаю, её роль здесь – это роль надзирательницы, следящей за жизнями героев. Музыку, точно мать, переживающую за своих детей, ранят потрясения в жизнях героев – поэтому она вскрикивает и надрывается в переломные моменты, чтобы замолчать, когда они пройдут, и уйти в траур по сломанным судьбам.

Персонаж Нины показался для меня самым главным в этой постановке. И ей я сопереживала больше всего. Пусть в тексте она и казалась мне несколько другой… тихой. Думаю, это связано с тем, что при чтении её голос в моей голове никогда не кричал. Вопль: «Я одинока» … всё ещё не утих в моих воспоминаниях после просмотра.

В начале Нина одета во всё светлое, очень выделяется на фоне мрачного фона. Она не вписывается в тёмный и недружелюбный мир, это отражено, в первую очередь, визуально. У героини вся жизнь впереди, но судьба не даёт ей воссиять. Нина говорит о своих надеждах, о небе в алмазах… в это время она стоит у столика, касаясь его руками. Как вдруг, точно почву из-под ног, этот столик крадут безымянные люди.

Это именно тот момент, когда музыка кричит, а вокруг всё мечется, будто в отчаянии.

В конце Нину хватает и уносит Потерянный. В следующий раз мы видим её в чёрном платье. Мир был жесток к ней, и она погасла – гореть больше не получается. Эта драма подчёркнута как сценой похищения в темноту, так и общим визуальным преображением героини.

В конце Нина и Константин лежат на полу под французскую песню, в которой поётся о том, что будущее будет лучше... меланхоличный, печальный мотив песни, однако, заставляет меня считать, что эти надежды о счастливом будущем напрасны.

В оригинальном тексте Константин убивает себя, но в постановке он остаётся жив… и герои лежат на полу до самого конца, пока окружение не погружается в полный мрак, в котором их самих уже не рассмотреть. Думаю, в этой постановке молодым людям дали шанс всё исправить, заглянуть в будущее, которого в оригинальной пьесе Константин уже не увидит.

Подходя к выводу, я хочу сказать, что после анализа мне стало легче понять своё мнение относительно этой работы. При всём размахе постановки и при её оригинальности, чего-то в ней просто не хватило. Возможно, я просто слишком падка на классические постановки, не вызывающие во мне диссонанса.

И главный диссонанс – Чехов не ощущается как Чехов. Я очень люблю понятные истории, в которых можно ожидать логичного конца. В этой постановке логичным концом была бы гибель Константина – без неё спектакль ощущается незаконченным, недоговорённым. У героев появляется шанс на жизнь, но темнота, к концу нависшая над ними целиком и полностью, не заставляют меня радоваться за них. Скорее сочувствовать героям, которым придётся пробираться через тернии снова и снова, пока они не станут стариками, жалеющими о прошедшей молодости.