Елена Яковенко. На уровне чувства

«Пиросмани, Пиросмани…». Невероятно тяжело вместить ощущения и чувства в слова. Мне кажется, что есть спектакли, которые просто нельзя смотреть в записи. Я уверена, что все постановки Някрошюса являются именно такими. Если «Сказки Пушкина» или «Сонеты Шекспира» Роберта Уилсона ничуть не пострадают, если перенести их в неживой формат, то сделать такое с Някрошюсом, к сожалению, нельзя.

Его работы – это символы, чувства, мысли, идеи, размышления, существующие в спектакле не для зрителя, не для того, чтобы они были разгаданы или поняты. Я думаю, что это мало интересно режиссеру. Самое главное – создать другую реальность, другой мир, очень живой, настоящий, глубокий.

Някрошюс не пытается убедить зрителя с помощью световых эффектов, необычной музыки, пышных костюмов или дорогих декораций. Для Некрошюса театр – актеры, а уже потом всё остальное. Самые обычные детали и предметы становятся в руках режиссера чем-то другим. Вещь для Никрошюса – не просто вещь. Как для нас, порой, фотография, игрушка или сушеный цветок не являются фотографией, игрушкой или сушеным цветком. Они отражают какую-то очень ценную и дорогую для нас часть жизни, которую мы видим вместо этих незначительных предметов. В спектакле ровно так же – всё, что находится на сцене несет в себе другой смысл. Его нельзя понять или просчитать умом, это будет неправильно, его можно только почувствовать.

Очень интересно, что в спектакле в качестве декораций используются совершенно обыкновенные предметы - стулья, стол, окна, картины. Костюмы тоже самые обыкновенные, человеческие, повседневные. Зрителю не хочется отвлекаться ни на то, ни на другое, потому что оно лишь дополняет актеров, выделяет их из всех людей в мире, а их жизнь делает самой важной, интересной и ценной из всех жизней людей в мире хотя бы на полтора часа, пока длится спектакль. Достаточно необычной является стена с прозрачными окнами, в которых появляются герои картин Пиросмани и на которой нарисован автопортрет художника. Эта декорация, несомненно, привлекает наше внимание своей оригинальностью и в то же время невероятной простотой. Кажется, что она таит в себе какой-то другой смысл. Может быть, эти окна – проходы в душу героя, а может быть он через них воспринимает внешний мир, но если вначале не закрашенные пространства – очень небольшие, то в конце Маргарита смывает белую краску, полностью оголяя бедного художника.

Маленький отрывок из газеты, бережно охраняемый Пиросмани символизирует отчаяние и боль художника перед этим миром, не готовым и не желающем его принять. В шатающемся столе мы можем разглядеть эмоциональную неустойчивость, уязвимость и попытки подлатать свою душу. Обычная, бельевая веревка превращается в орудия убийства Пиросмани, а стулья могут быть последними надеждами и опорами в этой жизни для Пиросмани, а могут быть пустыми местами, которые художник оставляет для своих будущих поклонников, которые наконец-таки его услышат, поймут, а самое главное – почувствуют.

Някрошюс создал невероятное произведение искусства. Спектакль – без сюжета, развития или формы. В нем нет ничего, что должно заинтересовывать, удерживать внимание, развлекать. Совсем наоборот, зрители, кажутся, совершенно лишними. Как будто их пустили в чужую душу, душу Пиросмани -темную, тяжелую и сложную. Зрители в ней ходят в кромешной темноте, ничего не видя, не разбирая дороги, натыкаются на боль, страх и отчаяние непризнанного и непонятого гения.

На сцене мы видим невыразимый хаос. Единой линии спектакля не существует. Повседневность и серость жизни смешиваются с гениальными картинами художника, с посещениями его героями, изображенными на полотнах, с разговорами с безмолвным сторожем, с надеждами на любовь и встречу с Маргаритой, с безумством, отчаянием, надеждами и снами Пиросмани. Возникает ощущение, что зрители смотрят не спектакль, а перед ними просто предстало одно из полотен художника.

Очень многое остается мною не охвачено, не понято. Шатающийся стол, разговоры, цветок, шарф с шеи Маргариты, бутылка, дым, тележка для муки, сама мука, черное полотно, сапоги, нежданные гости. Для этого, нужно пересматривать спектакль снова и снова, как все великие произведения, при новом прочтении которых, нам открываются другие смыслы, детали, слова. Но я всё поняла на уровне чувств. Някрошюс на время всего спектакля поместил меня в эту маленькую, мрачную комнатку со спертым воздухом и холодными стенами. Я еще долго буду бояться в нее вернуться и также долго буду мечтать очутиться там еще раз.

Майнор «Театр с нуля», преп. Алина Михайленко