«Гёте в ритме степа». Статья Марины Зайонц

«Итоги» № 38 (328), 24 сентября 2002 г.

Новейшая театральная мифология записала Юрия Любимова в борцы с режимом. И поставила на этом определении окончательную и жирную точку. Нынешние театралы твердо знают, что он сражался с чиновниками не на живот, а на смерть, получал выговоры по партийной линии, был изгнан из страны, в начале перестройки вернулся и не вписался в новую действительность, отбросившую политический театр [1]. Все это правда. Но не полная. И уж точно не главная правда о режиссере Любимове. 
А вот что забылось, стерлось за давностью лет из памяти не всегда благодарных потомков. В годы, когда советский театр с трудом приходил в себя после директивного следования одной только системе Станиславского и едва лишь начинал узнавать иные миры, Юрий Любимов одним из первых разорвал всеобщее оцепенение. Демонстративно повесил в фойе своего театра портреты Мейерхольда, Вахтангова и Брехта, впустил на сцену уличную стихию игры-митинга [2] и доселе невиданные, крамольные метафоры, действительно до потери сознания пугавшие бдительных начальников [3]. Смело совместил на сцене пантомиму, клоунаду, гротеск и лирику, переместил действие в зрительный зал, в фойе и на улицу, научился из хаоса и пестроты отдельных кусков создавать целое. Тогда по части новизны у него практически не было конкурентов. Зато теперь все кому не лень (режиссеры, актеры, идущие в режиссуру, и просто любители) бравируют условностью театральных средств и неопределенностью сценических образов, считая это первейшим признаком хорошего тона в профессии. 
Бунтуя против узких рамок традиционной драматургии, Любимов первым [4] догадался открыть шлюзы, и на сцену Театра на Таганке бурным потоком хлынула русская литература  [5] (и поэзия, заметим, тоже) [6]. Революционным и решительным жестом он освободил ее от привычных инсценировок, начав создавать вольные, прихотливые композиции, высекая новый, неожиданный смысл из рискованных столкновений разнородных отрывков. Через тридцать с лишним лет и это стало общим местом современного театрального процесса. 
Как видим, Юрий Петрович всегда любил нарушать правила и давно установленные нормы. Не мог спокойно смотреть, когда все подогнано тютелька в тютельку, тут же ломал сложившийся порядок и залихватски высовывал язык всем ждущим от него успокоенности и порядка. По первой своей профессии он, как известно, актер, а потому все, что он делал, оказывалось вызывающе демонстративным. Его мать была цыганкой [7], может быть, поэтому анархическая вольность у него в крови. Во всяком случае, в его спектаклях всегда ощущался эдакий разбойничий посвист и лукавое, а иногда злое озорство. Он и сейчас, в 85 лет, озорник хоть куда. Взял да и положил в программку нового спектакля ваучер [8]. Да-да, тот самый, 1992 года приватизационный чек с печатью и размашистой подписью — Ю. Любимов. Зачем положил, осталось загадкой. Может быть, это знак того, что у каждого из нас свой Гете, так сказать, приватизированный? 
К предстоящему 30 сентября юбилею [9] Юрий Любимов приготовил «Фауста», замахнувшись на Гете не менее решительно, чем в былые годы на других, тоже достаточно важных классиков [10]. Оттого, может быть, и поставил лучший свой спектакль за последние годы. 
Жанр представления на афише никак не обозначен, но по существу это мюзикл (музыка Владимира Мартынова). А если кому-то покажется, что это уж слишком в отношении философско-монументального сочинения Гете, то ему с Театром на Таганке явно не по пути. Лучше сразу отстать и не нервничать зря. Потому что Любимов выносит в эпиграф вот такие слова из этого самого «Фауста»: «Наш зритель в большинстве неименитый/ А нам опора в жизни большинство…»  [11] — и чуть дальше: «А главное, гоните действий ход/ Живей, за эпизодом эпизод…» Некий человек, названный в программке Директором театра, часто эти слова в спектакле повторяет, подгоняя и без того быстро летящее действие вперед. 
Как всегда у Любимова, удачно придуманная форма определила существо спектакля. Стильная декорация (Борис Мессерер [12]), темпераментные, хорошо выученные, отлично поющие артисты, жестко заданный ритм — и дело сделано. Господь Бог сговаривается с дьяволом Мефистофелем поставить эксперимент над человеком, чтобы доказать давно известное — он (человек то есть) несовершенен. Одетые в черные фраки черти, вооруженные метлами, звонко и неутомимо бьют степ, сметая все на своем пути. Мелькают эпизоды, лица, темы — все в проброс, на лету, как бы шутя и играя. Любимов вызывающе превращает в клоунаду святая святых — философский трактат о трагическом познании человеческой природы. Он лицедействует там, где принято делать важное лицо и задумчиво поднимать глаза к небу. 
Вторую часть «Фауста» на самом деле мало кто читал, да и первую помнят нетвердо, но о том, что это о-го-го какая силища, знают все. А тут — весь спектакль бьют чечетку, и смысл происходящего ускользает, как рыба из рук незадачливого рыбака. Вроде вот, зацепил, взял в руки, почувствовал себя героем и умницей, ан нет — опять мимо. 
Конечно, это раздражает. Особо возбудимым остается одно древнейшее народное средство — расслабиться и получить удовольствие. То есть увидеть, как энергично и четко организовано действие, как точно чувствуют стиль актеры, как напористо и одновременно легко играет Мефистофеля Тимур Бадалбейли, как серьезен в роли Фауста Владимир Черняев (на самом деле у Любимова два Фауста, старый и молодой, но в день показа заболел Александр Трофимов, и молодой Черняев весьма удачно отдувался за двоих), услышать, как хорошо поет (и по-настоящему трогательно играет Маргариту/Гретхен) совсем молоденькая Александра Басова. 
А если уж слово «смысл» настойчиво и раздраженно все еще стучит в ваше сердце, можно ведь, придя домой, взять в руки книгу и погрузиться в чтение. Это ли не цель, что всем желанна?

Комментарии

[1] Сам Любимов не раз отрицал, что Таганка – политический театр, о его театре говорят в том числе, как о политическом.

[2] Речь о спектакле «Десять дней, которые потрясли мир», премьера которого состоялась в 1965 г.

[3] Метафоры закономерны для спектаклей Любимова

[4] 70-е годы

[5] Спектакли «Герой нашего времени» 1964г., «Мать» 1969 г., «А зори здесь тихие» 1971 г., «Мастер и Маргарита» 1977 г., «Ревизская сказка» 1978 г.

[6] В создании постановок участвовали такие поэты, как Вознесенский, Евтушенко и т.д. Спектакли «Антимиры», «Павшие и живие», «Послушайте!», «Берегите ваши лица», «Под кожей статуи Свободы» основаны на творчестве советских поэтов

[7] Уточнение: цыганская кровь была от деда по матери

[8] Спектакль «Фауст»

[9] Юбилей Любимова, а не Гёте

[10] «Тартюф» 1968 г., «Гамлет» 1971 г., «Электра» 1992 г., «Медея» 1995 г.

[11] Любимов словно примеряет на себя роль Директора и форма эпиграфа это доказывает

[12] На сцене – картины Леонардо да Винчи (эмбрион и витрувианский человек), вращающая дверь посередине, рисунок собаки. Динамичность конструкций символизирует вечное движение жизни человека

Статья подготовлена Полиной Белоножко, студенткой ОП «Филология» НИУ ВШЭ