Н. В. Зайцев. Правда и поэзия ленинского образа

Один из самых молодых коллективов – Московский театр драмы на Таганке решил воскресить не только эпоху Октября, но и ту атмосферу, те приемы, которые тогда господствовали в искусстве. Когда представления нередко давались на площадях. Когда зритель вовлекался в театральной действо.

Еще только подходя к зданию, где театр будет рассказывать о «Десяти днях, которые потрясли мир», зрители слышали звуки песен и маршей революции. Театр начинался задолго до вешалки. На улице, у подъезда – матросы с гитарой и гармоникой, солдат с балалайкой. С хорошим праздничным настроем устремлялись зрители к необычным контролерам – часовым с примкнутыми к винтовкам штыками, гордо предъявляя свои «мандаты».

А в фойе царила грозная и романтическая эпоха первых дней революции. Красные полотнища лозунгов — за мир, за землю, за власть Советов, с ятями и твердыми знаками. Могучие контуры героев революции — панно с плакатным изображением рабочего, солдата, матроса. Портреты Ленина. Портрет Джона Рида. Составленные в пирамиды винтовки. Девушки в длинных, как в то время носили, платьях, высоких шнурованных ботинках, в красных косынках. Они прикалывали вам красный бант революции. И вот уже и пришедшие, и встречающие становились единой людской массой, собравшейся на митинг, ждущей важных слов, решительных действий.

Проходил с песней строй матросов и солдат. Направлялся к дощатому помосту. Пели частушки — высмеивали царских чиновников, попов, генералов, заставляющих солдат стрелять в братьев по классу. А потом все вместе — и зрители, и «матросы», и «работницы», и «солдаты» — шли в зрительный зал. Представление начиналось, вернее продолжалось, уже на сцене.

Сверкающий фейерверк, грохочущий шквал зрелищности обрушивался на зрителя. Пантомима и балет, цирк и буффонада, театр теней и театр марионеток, ружейная пальба и куплеты.

Постановщик Ю. Любимов крупно показал в спектакле силы революции. Крупно в буквальном смысле. Силуэты рабочего, солдата, матроса грозно вставали во весь сценический «экран» над тенями прошлого, над мелькающими фигурками буржуазных политиканов и обывателей. Требовательно звучал голос рабочего: «Есть только два класса: пролетариат и буржуазия. И кто не за один, тот, значит, за другой». Это требование неизбежного выбора. Лозунг определенности.

В рамках избранной режиссером театральной формы – сценической феерии, сценического плаката – он нашел по-своему впечатляющее решение темы партии. Вождь партии Ленин главенствовал в спектакле. Здесь звучал его спокойный, раздумчивый голос. В выразительных увеличенных фотографиях возникало его лицо – то на боковых экранах, то в центре сцены – в самые острые, эмоционально-напряженные моменты как символ правды и великой мудрости. Смена его фотографий – маленький Володя Ульянов. Юноша студент, Ленин первых лет нового века, тот Ленин, который создавал большевистскую партию, каким узнал его народ, - быстрая смена этих изображений вождя революции метафорически передавала мысль о мужании ее сил.

Воскрешая эпоху революции, примеряя на себя доспехи ее театрального арсенала, театр попытался и тему Ленина решить в приемах, напомнивших ранние попытки двадцатых годов. В 1965 году это прозвучало почти как открытие, особенно для зрителя, который уже хотя бы по возрасту не мог быть знаком с предысторией сценической Ленинианы, ее наивно-символическими опытами. Да и сделано это было с большим тактом и мастерством: из микрофона слышался голос одного из выдающихся исполнителей ленинской роли М. Штрауха. А это не так мало — голос большого артиста, даже если мы не видим его. Старый прием возродился на качественно новом уровне. «Десять дней...» — попытка эмоционально омолодить старые приемы.