Е. Евтушенко. «Не до ордена – была бы Родина…»

Не сердитесь.

Садитесь.

Как танцуют кругом.

Угловато извиняясь за свою молчаливую отдельность от общего веселья, говорил девушке, тянувшей его за руку, только что возвращавшийся с войны поэт Михаил Лукашкин [1]. Он горько думал о том, что

В этом дому

на каждых двоих досталось

быть одному.

Он вспоминал стольких погибших на войне товарищей и среди них – буйноголовых молодых поэтов, многие из которых, может быть, были талантливее его. Он понимал, конечно, что надо веселиться «и за себя, и за них». Но не оправдываясь, а просто напоминая о священной обязанности не забывать. Луконин пояснял девушке, возможно, не совсем понимавшей его странную задумчивость.

Памятью о товарищах

я проверил себя.

Я часто думаю о том, почему некоторые люди, самоотверженно рисковавшие жизнью на фронте, вели себя подчас довольно-таки немужественно, когда рисковать приходилось не жизнью, а всего-навсего каким-нибудь креслом или какой-нибудь ступенькой служебной лестницы.

Разве существуют два разных вида смелости: одна смелость для фронта, другая – для мирного времени.

Мне кажется, что эти люди недостаточно проверяли себя памятью о павших, иначе им стало бы стыдно некоторых своих поступков.

Павшие тоже не были сверхчеловеками – они были живыми людьми со всеми присущими живым людям слабостями. Однако они поднялись над своими слабостями в решающий для Родины и человечества час.

Мы должны помнить о том, что сейчас, как никогда, нужно уметь подниматься над собственными слабостями, ибо вторая половина двадцатого века – это решающий для Родины и человечества час. Наше внешне мирное время является частью сложнейшей и жесточайшей борьбы за будущее человечества, и Великая Отечественная была лишь этапом этой борьбы. Великая Отечественная дала нам высокие примеры жизненного поведения, и мы должны следовать им на всех как будто бы тихих, но грохочущих мирных фронтах. И мера мужества, совести, товарищества сегодня должна быть такой же, как когда-то на фронте.

Не до ордена - была бы Родина,

С ежедневными Бородино [2].

- завещал нам убитый в 1943 году Михаил Кульчинский [3].

Но сила примера только тогда убедительна, когда реальна в представлении потомков.

Все ли сегодня имеют об этом реальное, а не литературно-историческое представление?

С каждым годом на земном шаре все меньше и меньше будет оставаться людей, вынесших минувшую войну на собственном хребте. С каждым годом неминуемо будут стираться ее сокровенные детали в памяти еще живых непосредственных свидетелей.

Многие из нас не воевали, но по мере сил помогали партизанам и подпольщикам в оккупации, тушили зажигалки на московских и ленинградских крышах, собирали металлолом для танков и лекарственные растения для раненых. Мы хорошо помним, как страшно было потерять хлебные карточки, как приходилось есть лепешки из картофельной шелухи, как онемело расписывались женщины в получении похоронок, как тревожно мы смотрели в черную воронку репродуктора [4], как счастливо ловили брызги победных салютов на мостовых. До сих пор, когда я слышу песню «Вставай, страна огромная…» [5], - у меня встает комок в горле, ибо я всей кожей вспоминаю те муки и страдания, ценой которых наш народ вырвал победу.

Но что чувствуют, слыша эту песню те, кто родился после победы? Понимают ли они, что означала эта песня? Понимают ли они, что означала и означает Великая Отечественная?

Праздник двадцатилетия победы [6] был подлинно семейным праздником нашего народа. Взрослые люди плакали, обнимались, с детской восторженностью кричали: «Ура!» при каждом салютном залпе. Были, конечно, и пьяные, но как-то особенно, застенчиво пьяные. Глаза у многих были увлажненно наполнены чем-то давним, всколыхнувшимся.

Но попадались и незадумчивые глаза, как будто не совсем понимавшие сущность происходящего. Чаще всего это были глаза юношей и девушек, родившихся уже после победы.

Может быть, мне это и показалось, но скорее всего, что нет, и, признаться, я ощутил некоторую тревогу.

Конечно, это их счастье, что они не испытали на себе войну, но при всей ее крови и грязи Великая Отечественная с небывалой силой помогла ощутить отдельным людям, что все они вместе – народ, и великий народ.

«Это можно понять и в мирное время…» - довольно легко заметить мне. Согласен, но это тем не менее относится больше к области желаемого, чем сущего. Сегодняшний день нельзя понять, если не понимать, какими жертвами за него было заплачено.

Необходимо помочь нашей молодежи пережить заново то, что пережили мы, чтобы не абстрактно, а осязаемо почувствовали на себе строгие глаза павших, проверяющие из дымной дали Великой Отечественной чистоту сердец своих потомков.

Этому важнейшему воспитанию опытом Великой Отечественной может помочь по-настоящему только искусство.

Искусство уже многое сделало, и все же, как бы чувствуя себя в неоплатном долгу, то и дело возвращается к этой неисчерпаемой теме.

Чувством неоплатности проникнут новый спектакль Театра драмы и комедии на Таганке. Спектакль называется «Павшие и живые» 

и представляет собой вольную литературно-музыкальную композицию. Театр не ставил своей задачей всеобъемлющее отражение подвига всего советского народа – театр сознательно воспевает лишь неотрывную часть этого подвига – мужество советской творческой интеллигенции, разделившей с народом тяжесть войны.

Видимо, эта тема может и должна быть выражена еще шире и глубже, чем в этом спектакле.

У входа в Центральный дом литераторов [7] молчаливо мерцают, навечно врезанные золотом в мрамор, имена погибших писателей: А. Гайдара и А. Афиногенова, Е. Зозули и Ю. Крымова, И. Уткина [8] и многих, многих других. Память их священна, и мне хотелось бы, чтобы и другие театры обратились к этой теме и показали ее более многопланово.

Во всяком случае, к этому зовет спектакль «Павшие и живые».

Жанр спектакля? Я думаю, реквием [9]. Реквием укоряющий, очистительный, зовущий не опускать руки.

Вот на сцене оживает совсем еще юный Михаил Кульчицкий (кстати сказать, потрясающе заново пережитый – именно заново пережитый, а не сыгранный актером В. Высоцким).

Его распирает от жадности жить от любви к громыхающему щебечущему, булькающему миру. Что-то маяковское проламывается из его ребер. Что-то уитменовское [10] в его руках, хватающихся за кусты, чтобы не упасть в небо. Вот нескладный шало встряхивающий головой Павел Коган [11] (актер Б.Хмельницкий [12], бесшабашно кидающий кому-то свое знаменитое:

Я с детства не любил овал.

Я с детства угол рисовал [13].

Вот застенчивый, смущающийся каждого своего жеста Всеволод Багрицкий [14] (артист В. Погорельцев [15]).

Понятие Родина было для них чем-то глубоким, навсегда огражденным от грязи их собственной чистотой.

И когда грянули «сороковые, роковые…», эти трое пошли на фронт, потому что

Не до ордена – была бы Родина…

И они уходят из жизни, тихо кладя на сцену свои тонкие тетрадки, в которых осталось еще столько белых страниц.

Пусть меня упрекнут, что я преждевременно старчески брюзжу, но в некоторых сегодняшних «красивых двадцатидвухлетних» [16], да и в некоторых не столь красивых тридцатидвухлетних чрезмерно затяжная корь инфантильности. Конечно, «блажен, кто смолоду был молод» [17], но ведь есть и продолжение этой строки, над которой стоит призадуматься. Воскрешенные чудом искусства, три юных поэта исполнены удивительно чистой детскости и в то же время серьезности не мальчиков, но мужей. Не терять чистоту и одновременно медленно, но верно обретать зрелость – вот чему учат эти три незабываемые тени. Они учат презрению к тому, если «хвалят тихо». Они учат презрению к чьей-то пошлой парадности выражения патриотических чувств.

Есть кони для войны и для парада.

В литературе тоже есть породы.

Поэтому – я думаю – не надо

Об этой смерти слишком горевать [18]

чеканно звучат стихи Бориса Слуцкого [19], как будто врубаемые невидимым долотом в невидимый гранит на могиле Кульчицкого.

Новелла о Казакевиче [20] напоминает о том, что истинные гражданственность и патриотизм содержатся вовсе не в людях, бьющих себя в грудь кулаками и при каждом удобном и неудобном случае демонстрирующих свою «верноподданность». Новелла убедительно показывает моральную преступность некоторых людей, которые пытаются монополизировать патриотизм и присвоить себе право и считать кого-то, не похожего на их патриотизм.

Казакевич такой, казалось бы, тихий, лирический человек и его гражданственность тоже тихая, лирическая. Но негромкая гражданственность может быть одновременно подтяжно воинствующей. Потому, что опять же

Не до ордена – была бы Родина...

Хочу заметить, что при всем внешнем несходстве с реальными героями спектакля актеры поражают силой именно внутреннего перевоплощения. Так, например, когда актриса З. Славина [21] идет, чуть пошатываясь, по сцене и читает стихи Берггольц [22], то кажется, что это идет сама поэтесса и читает только что написанные стихи.

Когда на сцену врывается актер Н. Губенко [23] и читает громыхающие как плащ-палатка на ветру, гудзенковские стихи [24], то даже при несовпадении с памятными нам авторскими интонациями кажется, что это сам поэт, такой молодой и такой дорогой нам всем, вдруг ожил в каком-то удивительно трансформированном временем образе.

Я видел, как люди встают во время минуты молчания на этом спектакле. Я видел, как кладут цветы в чашу, где только пылал священный огонь памяти павших.

И я думал о том, что душа каждого из нас должна быть чашей, в которой вечно пылает этот огонь. Все это, может быть выглядит несколько высокопарно для статьи, но невольно хочется каких-то торжественных, благоговейных слов. Я мог бы говорить и о других достоинствах спектакля – о всегда талантливой, а на этот раз какой-то благоговейной режиссуре Ю. Любимова, о благородном, достойном темы оформления художника Ю. Васильева [25], о прочувствованной, а не просто искусно подобранной композиции поэта Д. Самойлова, Б. Грибанова [26], Ю. Любимова, в которую так органично вплетены стихи таких разных поэтов, как Кульчицкий, Коган, Всеволод Багрицкий, Лебедев, Твардовский, Сурков, Симонов, Слуцкий, Окуджава, Межиров…

Вероятно, в адрес авторов композиции можно заметить, что подбор произведений мог бы быть более разнообразным. Вероятно, тема интернационализма [27] могла бы прозвучать более приподнято, более объемно. Вероятно, следовало бы еще более мужественно показать, что победа выковывалась не только в страданиях, но и в борьбе, которая, хотя и трудна, но является величайшей радостью человеческой жизни. Реквием, озаренный мажорными интонациями, всегда величайший.

Мог бы говорить и о недостатках. В первую очередь о слишком затянутом, буффонадно трюковом образе Гитлера, явно выбивающемся из реквиемной стройности спектакля. О талантливой, но отдающей мюзикхолльной слащавостью пантомиме, которая по замыслу, должна быть страшной, а получилась красивенькой. О несколько инфантильном чтении мужественнейшего стихотворения Пастернака «Быть знаменитым некрасиво» [28].

Работа артистов не всегда стилистически точная, но недостаток отшлифованности в значительной мере искупается трепетностью, желанием выложиться до конца. Важно и то, что в спектакле нет так называемых «ведущих» - все актеры ведут спектакль на равных правах.

И если, скажем, у Н. Губенко гораздо больше эпизодов, чем у других, то и В. Смехов и Э. Кошман, и Р. Джабраилов и В. Золотухин, и М. Полицеймако, и Л. Буслаев, и А. Арутюнян равны с ними, если не по эффективности, то по полноте отдачи. А ведь талант актера, на мой взгляд, определяет именно не «первоплановость», или «второплановость», а полнота отдачи. И потому что актеры работают именно так, они и читают стихи, как поэты, а не как чтецы – мелодекламаторы [29]. Да, в этом спектакле актеры равны, как равны искры пламени в чаше со священным огнем памяти павших. Но все это лучше меня, видимо, разберут театральные специалисты. Я просто хочу выразить желание, чтобы как можно больше тех юношей и девушек, которые родились после Великой Отечественной, посмотрели этот спектакль, чтобы ощутить ответственность перед памятью павших. Я хочу, чтобы эти юноши и девушки задали себе вопрос: «Достойны ли мы памяти этих людей?»

Я хочу, чтобы эти юноши и девушки унесли со спектакля и навсегда сохранили в себе завещанное им.

Не до ордена – была бы Родина…

Евгений Евтушенко

Публикуя статью поэта Е. Евтушенко «Не для ордена – была бы Родина…», редакция считает необходимым заметить следующее:

Спектакль Московского театра драмы и комедии «Павшие и живые» - произведение сложное, и анализу которого критика, вероятно, еще не раз будет возвращаться. Эмоциональная насыщенность, страстность отношения к теме, ритмическая завершенность, нашедшие свое выражение в этом спектакле, делают его в высшей мере впечатляющим произведением сценического искусства. Вместе с тем масштабность темы – подвиг советской интеллигенции в Великой Отечественной войне – темы, лежащей в основе этой композиции, естественно, заставляет предъявлять к ней самые высокие требования. И также естественно вероятно, что не всем этим требованиям композиция отвечает в полной мере.

Как справедливо сказано в статье Е. Евтушенко, эта тема может и должна быть выражена еще шире и глубже, чем в этом спектакле, «более многопланово».

По- человечески жаль, что лишь очень немногие – всего пять-шесть – из большого отряда писателей и поэтов, героически защищавших Родину, отдавших за нее жизнь, заняли в этом спектакле – реквием свое достойное место, стали его героями. Могут сказать, что рамки спектакля, строгие законы сценического ритма, стремление к стройности и цельности не позволили вобрать много имен и судеб. Спорить с этим трудно, как трудно и не выразить сожаление по этому поводу. Тем более, что вероятно, именно поэтому и тема интернационализма, дружбы народов, нашедшей замечательное воплощение в Великой Отечественной войне, прозвучала в спектакле менее выразительно и полно, чем она того заслуживала и чем хотели бы создатели спектакля.

Трактовка поэтических и жизненных судеб поэтов – воинов в отдельных эпизодах, пожалуй, грешит некоторой односторонностью, мрачноватостью колорита. Несправедливым было бы видеть и отображать жизнь этих людей только как полную трудностей и преград, точно так же, как несправедливым было бы и изображение в розовом свете. Чувство меры и исторической правды отнюдь не синонимы молчалинской «умеренности и аккуратности».

Некоторая одноплановость решения темы сказалась и в том, что в отдельных сценах композиции упор сделан на физические и нравственные страдания человека в войне, на преодоление этих страданий, на жертвенность, борьбу с недугами, голодом, но это лишь одна сторона подвига народа, интеллигенции в войне. Другая же не менее драгоценная- важная – готовность к выполнению воинского долга, беззаветная, все преодолевающая храбрость, трезвая, всеохватывающая ясность, цели, рожденные любовью к Отчизне. Именно эти свойства души советского человека позволили и победить фашизм, и они – то отражены в спектакле, и думается с недостаточной яркостью, полнотой и силой.

Примечания:

[1] Правильно: Михаил Кузьмич Луконин (1918 – 1976) – советский поэт и военный корреспондент. В его первой книге «Сердцебиение» (1947) собрана значительная часть фронтовых стихов. Антивоенный пафос, послевоенная жизнь солдат и размышления о последствиях революции – основные мотивы творчества Луконина. 
[2] Отрывок их стихотворения М. В. Кульчицкого «Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!». 
[3] Михаил Валентинович Кульчицкий (1918 – 1943) – советский поэт, чье творчество было посвящено поколению, пережившему революцию, и событиям Отечественной войны. Погиб на фронте в 1943 году.
[4] Репродуктор – громкоговоритель, устройство для широкого громкого воспроизведения звука. 
[5] Строка из песни «Священная война» (1941), написанная в период Великой Отечественной войны. Композитор -  А. Александров. Автор слов – В. Лебедев – Кумач. 
[6] Спектакль "Павшие и живые" был поставлен в 1965 году, к двадцатилетию со времени окончания войны. 
[7] Центральный дом литераторов (ЦДЛ) расположен в Москве, на улице Поварская, д. 50/53. Здание было построено по заказу князя Б. В. Святополк – Четвертинского в 1889 г. Архитектор особняка – П. С. Бойцов. Сам дом литераторов был основан в 1934 году, в год проведения первого съезда советских писателей и образования Союза писателей СССР. Он быстро стал любимым местом писательского сообщества. Его работа не приостанавливалась даже в военные годы. 
[8] Аркадий Петрович Гайдар (1904 – 1941) – советский писатель, автор таких известных произведений как «Судьба барабанщика» (1938), «Чук и Гек» (1939) и «Тимур и его команда» (1940). 
Александр Николаевич Афиногенов (1904 – 1941) – советский драматург. Самые известные его пьесы: «Малиновое варенье» (1926), «Чудак» (1928), «Ложь» (1933) (постановка в МХАТе была запрещена на уровне генеральных репетиций, режиссером выступал В. И. Немирович – Данченко). 
Ефим Давидович Зозуля (1891 – 1941) – советский писатель рассказов и новелл (два романа остались незавершенными). 
Юрий Соломонович Крымов (1908 – 1941) – советский писатель, широкому кругу известен больше как автор повести «Танкер «Дербент»» (1938). 
Иосиф Павлович Уткин (1903 – 1944) – советский поэт. Автор поэмы «Повесть о рыжем Мотэле…» (1926) и нескольких книг фронтовой лирики. 
[9] Реквием (от лат. Requies – «покой») – произведение (в разных видах искусства), посвященное памяти умерших. 
[10] Уолт Уитмен (1819 – 1892) – американский поэт, внесший большой вклад в развитие свободного стиха. 
[11] Павел Давидович Коган (1918 – 1942) - советский поэт. В 1941 ушел добровольцем на фронт, погиб в боях под Новороссийском. Впервые его стихи была напечатаны уже после смерти поэта, во второй половине 50-х. В 1960 вышел первый сборник его стихов «Гроза». 
[12] Борис Алексеевич Хмельницкий (1940 – 2008) – актер Театра на Таганке (1964 – 1982 гг.). 
[13] Строки из стихотворения «Гроза» (1936) П. Когана.
[14] Всеволод Эдуардович Багрицкий (1922 – 1942) – советский поэт и журналист. Написал песни к спектаклю «Город на заре» (1940) Алексея Арбузова на сцене Московской театральной студии. Отец – русский поэт Эдуард Георгиевич Багрицкий.
[15] Валерий Александрович Погорельцев (1940 – 2011) – актер Театра на Таганке (1964 – 1979 гг.).
[16] Из поэмы «Облако в штанах» (1915) В. Маяковского: 
У меня в душе ни одного седого волоса, 
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса, 
иду – красивый, 
двадцатидвухлетний.
[17] Из «Евгения Онегина» (1933) А. С. Пушкина: 
Глава VIII 
X 
Блажен, кто смолоду был молод, 
Блажен, кто вовремя созрел, 
Кто постепенно жизни холод 
С летами вытерпеть умел; 
Кто странным снам не предавался, 
Кто черни светской не чуждался, 
Кто в двадцать лет был франт иль хват, 
А в тридцать выгодно женат; 
Кто в пятьдесят освободился 
От частных и других долгов, 
Кто славы, денег и чинов 
Спокойно в очередь добился, 
О ком твердили целый век: 
N. N. прекрасный человек. 
[18] Отрывок из стихотворения «М. В. Кульчицкий» Б. А. Слуцкого. 
[19] Борис Абрамович Слуцкий (1919 – 1986) – советский поэт, ветеран Великой Отечественной войны.  Автор нескольких поэтических сборников: «Время» (1959), «Сегодня и вчера» (1961), «Работа» (1964), «Современные истории» (1969), «Годовая стрелка» (1971), «Доброта дня» (1973). 
[20] Новелла «Чиновник» (эпизод был убран из спектакля в 1966 году) рассказывает о судьбе капитана Э. Г. Казакевича, писавшего художественные тексты как на русском языке, так и на идише. 
В новелле участвовали Л.Буслаев (роль самого Казакевича), Э.Кошман (его друг), А. Демидова (жена Казакевича), В. Высоцкий (роль преследующего НКВДшника). 
[21] Зинаида Анатольевна Славина (1940 – 2019) – ведущая актриса Театра на Таганке, участвовала в труппе с 1964 года. В 1993 З. Славина перешла в театр «Содружества актеров Таганки». 
[22] Ольга Фёдоровна Берггольц (1910 – 1975) – русская и советская поэтесса и писательница. Была репрессирована в 1938 году. Поэтесса провела в тюрьме 171 день, в течение которых она подвергалась пыткам и жестоким допросам, подорвавшим ее здоровье. В 1939 году О. Берггольц была освобождена и реабилитирована. Во время Великой Отечественной войны она оставалась в Ленинграде и сохраняла творческую активность, выступала в театре и поддерживала мужество жителей осажденного города. 
[23] Николай Николаевич Губенко (1941 – 2020) – советский и российский актер. Актер Театра на Таганки (1964 – 1968, 1980 – 1993), главный режиссер театра с 1987 по 1991 гг. В 1993 основал театр «Содружества актеров Таганки».  
[24] Семен Петрович Гудзенко (1922 – 1953) – советский поэт, ветеран Отечественной войны. В 1942 получил тяжелое ранение в живот. После, будучи военным корреспондентом, освящал события в Будапеште. В 1944 выпустил первую книгу стихов «Однополчане». 
[25] Юрий Васильевич Васильев (1925 – 1990) – советский художник, один из участников выставки «30 лет МОСХ» в 1962 году, которая была подвергнута резкой критике Н. Хрущевым. В 1965 познакомился с Ю. Любимовым и оформил два его спектакля на сцене Таганки: «Павшие и живые» (1965) и «Пугачев» (1966). 
[26] Давид Самойлов (1920 – 1990) – советский поэт, один из ярких представителей «поэтов – фронтовиков». Его стихи печатались еще до того, как он ушел на фронт. После войны первой его публикацией стал цикл «Стихи о новом городе» (1948). Также, Самойлов писал детскую литературу и занимался поэтическим переводом с нескольких языков. 
Борис Тимофеевич Грибанов (1920 – 2005) – советский писатель и переводчик, литературовед. Автор идеи и издатель 200 томов «Библиотеки всемирной литературы». Друг Д. Самойлова. 
[27] Интернационализм - тип межнациональных отношений, который складывается на основе дружбы, равноправия, взаимного уважения, всестороннего сотрудничества наций и этнических групп.  
[28] Стихотворение «Быть знаменитым некрасиво» (1956) Бориса Пастернака. 
[29] Чтецы – мелодекламаторы – человек, выразительно читающий под музыку, под ее ритм, художественные произведения.

Статья подготовлена к публикации Екатериной Сальниковой, студенткой образовательной программы «Филология» НИУ ВШЭ.