Из стенограммы заседания Художественного совета, посвященного работе над спектаклем памяти В. С. Высоцкого от 1 августа 1980 г.

(Первое заседание Совета после смерти Высоцкого, который был его членом).

Присутствовали:

Ю. П. Любимов – главный режиссер,

Д. Л. Боровский – главный художник,

В. Е. Глаголин – режиссер, парторг театра,

Ю. И. Погребничко – режиссер, актер,

Е. М. Кучер – режиссер,

Г. Н. Власова – актриса, зав.труппой,

Ф. Н. Антипов – актер,

И. С. Бортник – актер,

Р. Х. Джабраилов – актер,

Т. Н. Жукова – актриса,

В. С. Золотухин – актер,

А. А. Трофимов – актер,

Л. А. Филатов – актер,

З. А. Славина – актриса,

В. П. Янколович – администратор,

П. М. Леонов – литсотрудник,

Б. А. Ахмадуллина – поэтесса, член Худсовета,

А. С. Демидова – актриса.

Ю. П. Любимов. Есть мысль: в память о Высоцком сделать поэтический спектакль. Тем более, что у нас поэтических спектаклей давно не было. Высоцкий вырос и сформировался как поэт в этом театре и потому наша моральная обязанность перед ним – сделать такой спектакль. Я пригласил вас, чтобы распределить участки этой большой трудоемкой работы. Я буду думать над спектаклем все лето. Вместе с Боровским мы решим его пространственно. Спектакль должен утвердить Высоцкого как поэта. У нас есть «Пугачев», спектакль о Маяковском, «Павшие и живые» - спектакль о современных поэтах Великой Отечественной войны – спектакли Вознесенского, Евтушенко. Вполне может быть спектакль о Высоцком, который, повторяю, вырос и играл в этом театре. Тем более, что он сам говорил, что «меня сформировал театр, люди и окружение театра – писатели, поэты, художники, друзья, которые всегда были у нашего театра».  Главная цель спектакля – память о нем. Мы так и назовем спектакль «Москва прощается с поэтом». Петь в спектакле будет только он сам (в дальнейшем это изменилось). Мне кажется, самое продуктивное по форме и решению – взять за основу сам факт смерти и этих трагических дней. Пространственно решить через «Гамлета». Я готов прослушать любой контрход, это даже интересно. Предположим, – я грубо фантазирую, – берется столик, за которым он гримировался, могильщики роют могилу, медленно зажигаются свечи, становится стакан водки. Это сразу дает настрой залу, как вечный огонь в «Павших». В этом есть ритуальность. И идет песня «Кони», предположим. Его голос… Актеры читают его стихи. Отберем лучшие, раскрывающие его личность. Включим и прозаические тексты его. Почему я избрал традиционную форму поминок? Потому что поминки, которые были в доме у него и в театре по инициативе актеров, перевернули душу. Это ритуальная форма в сочетании с ролью, которую он играл всю жизнь и которая повлияла на него. Гамлет – это ведь роль мировоззренческая, я видел, как он меняется в этой роли, год от года. На поминках выступили мать, отец, друзья. Не сохранились записи поминок, но есть живые свидетели. Поминки сохранились в памяти. (ред. – запись поминок в театре отсутствует, запись домашних поминок на 9 дней доступна и имеется ее расшифровка). Все это очень важно записать. Надо просить мать, отца записать слова о Володе. Я бы так сделал: с одной стороны, это поэтический спектакль, с другой – хроникальный.

Это был наш поэт, и мы можем сделать о нем спектакль. Отказать нам в этом очень трудно. Почему начало с «Гамлета»? Там есть могила, там мы его и хороним.  «Гамлет» и удобен, чтобы сделать из него драматургию. Идет кусок сцены с флейтой (к счастью, есть запись его «Гамлета»): «Вы можете меня сломать». Есть повод перейти на песню. 10 – 12 песен, надо отобрать лучшие, чтобы они прозвучали в спектакле). Есть записи документальные, которые перейдут в актерское исполнение. Надо показать отца, мать – не называя – зрителям будет ясно, что это отец, мать, дети, актеры театра.

Янколович. К нему есть сотни писем – уникальные – они тоже должны войти.

Демидова. Для меня ушел партнер. Единственный человек из актеров, который нес пол. С ним было легче всего вести женскую тему. Сцена Гамлета с Гертрудой у нас, если мы были в хорошей форме, шла очень точно. Я думаю, что не сыграть ли сцену с голосом Гамлета, который остался в записи.

Смехов. Это хорошо. Очень театрально. Призрак.

Любимов. Зачем же нам идти по сюжету «Гамлета». Мы можем использовать это как определенный прием, скажем, все перемонтировать.

Джабраилов. У него великолепные есть сказки.

Любимов. Они легко ложатся на сцену с могильщиками, он вольный автор.

Антипов. У Высоцкого есть повесть «Записки сумасшедшего» - тоже с «Гамлетом» стыкуется («Сошел с ума на почве…»). Можно восстановить старый финал с могильщиками. И слухи, которые сейчас ходят о нем, войдут.

Бортник. А не будет ли кощунством показать на сцене поминки, изображая отца и мать?

Любимов. Кощунство – не сделать спектакля.

Смехов. На поминках прекрасно говорила Белла Ахмадуллина, Розовский – это все неповторимо. Это уже сюжет.

Любимов. Будет документальная запись слов его отца, матери.

Филатов. Бесконфликтным мы сделать спектакль не можем. Мы должны вывести и «черных» людей. Я говорю о людях, которые его травили. Думаю, что вещь возможна для нашей импровизации.

Любимов. У него есть прекрасная песня «О слухах». Очень хорошо он сам говорил о поклонницах: «Это же половина больных, всю ночь сидят тут, в подъезде, к счастью, много тихих».

Антипов. Когда его привезли в театр, один человек пришел и сказал: «Я должен его видеть. Я не верю. Может быть, это летаргический сон».

Боровский. Поскольку по-горячему возникла театральная идея, во многом имеет значение недавность событий. А может быть, контрход и будет совсем другой спектакль – КАКИМ (или «НАШИМ» - неразборчиво) БЫЛ ВОЛОДЯ.

Глаголин. Я не был, к сожалению, на похоронах. У меня есть сопротивление версии о Гамлете. Когда я думаю о Володе, то скорее думаю о нем в «Пугачеве», с его песнями (ред. Высоцкий написал к спектаклю песни, грустные частушки: «Андрей? Кузьма? Что Максим?», идущие лейтмотивом всем сценам спектакля). Это для меня реальность. А Гамлета он играл особым образом. Его Гамлет – особая роль. Как бы ритуал в будущем спектакле не задавил того, что в нем было. Ведь в нем всегда жила жизнерадостность, большая жизненная сила.

Золотухин. Идея поминок закономерна. Но надо точнее изучить ритуал поминок. Ведь у одних поминают водкой, а вообще-то это грехом считается. Поминки могут быть разные. Тут важно решить, куда и как направить собственную волю и фантазию зрителей. Важно, что мы хотим сказать от себя: каким мы его помним и каким хотим, чтобы его запомнили. Безусловно, это не должен быть плач.

Антипов. Надо для работы привлечь весь коллектив театра.

Любимов. Вот, когда мы будем репетировать спектакль, тогда может вся труппа помочь. А на данной стадии это странная идея. Я хочу возразить Глаголину. Высоцкий очень менялся, и решать этот образ через «Пугачева» – это очень лобовое решение. Нельзя изобразить из него Хлопушу. Он, наоборот, просил эту роль не играть. Последнее время он метался в поисках, понимал, что кончен период его жизни, как барда. Его нельзя отнести к явлению «бардизма», извините за нескладный термин. Он не был певцом протеста, но он удивительно точно выражал настроения и думы граждан наших, и поэтому они десятками тысяч его провожали. 

Филатов.В том, что говорил Бортник, есть резон. Способ мышления в этом спектакле должен быть особый, это должно быть про жизнь, а не как абстрактный коллаж про наших людей, лишенный конкретности. Форма должна состоять из живых людей, как в спектакле «Товарищ, верь!». Только там разница в 160 лет, а тут в полгода, именно по этому пути надо идти. Из жизни с сюжетным разворотом. Тут нельзя ждать, пока все перемелется.

Любимов. Конечно, театр – такой жанр, что не может ждать. Это писатели напишут о нем через 30 – 40 лет. Но это будет другое.

Смехов. Есть проблема драматургии спектакля.  «Гамлет» – очень драматургичный материал. Стать идеей спектакля должна реабилитация большого прекрасного поэта. Ведь сколько незнания существует о нем в народе! Надо отделить его жизнь от слухов. У него самого есть прекрасная песня «Слухи». Мне кажется, к работе над спектаклем надо привлечь прекрасных поэтов, Филатова обязательно. Надо выявить многообразие жанров поэзии Высоцкого. От высокой поэзии до стилизации матерной и городской современной, которой нет ни у одного из поэтов. По-моему, тут должны быть просто художественно-документальные вещи: такой-то год – студент. Бац! Разбил стекло в студии МХАТ «На Петровском базаре»… (ред. – Ошибка Смехова. Песня, исполнявшаяся Высоцким, ему не принадлежит). Отложил, может, в будущем пригодится. 

Пробовал себя даже в фантастике (ред. – имеется ввиду повесть, а может быть, и фантастические песни) ранее в протоколе упоминаемая Антиповым, как «Записки сумасшедшего», известная сейчас под условным названием «Дельфины и психи», которая автору не принадлежит). А история «Вертикали»! «Кассандра», когда он вытащил из себя свое бельканто, особое, когда понял, что единственный из людей может драть глотку и порвет.

Любимов. Почему я защищаю форму поминок? Лучшей формы не придумаешь? Помните, как говорила ДОДИНА (актриса Театра на Таганке, закончила школу-студию МХАТа с Высоцким в 1960 г.) И на многое раскрыла глаза мне: «Я знаю, Володю 25 лет. Больше всех… Больше всех…» И все о нем рассказала. Ее рассказ всегда будет живой, потому что всегда это будет ее рассказ, ее личные слова. Саша Трофимов на поминках прочел стихи. Они открыли мне глаза на многое. У многих людей родилась потребность написать стихи в его память, лучшие мы повесим перед спектаклем в фойе. И еще до спектакля должен звучать его голос, песни, тексты. Конечно, не так, как в «10 днях», мы другую форму должны найти.

Демидова. Сегодня мы все под впечатлением этих тяжелых дней. Но мне кажется, работая над спектаклем, нам надо приподняться над этой трагедией. У Гейне, по-моему, есть замечательные слова: «Мир раскололся и тризна (от состав. – здесь, вероятно, ошибка стенографистки: надо «и трещина») прошла по сердцу поэта». Его смерть завершила трагический этап нашего поколения. А ведь начинали мы так весело, карабкались весело по гладкой стене, надеясь дойти до вершины. Срывались одни, продолжали карабкаться другие, – перестали лучшие, кому Бог дал талант. Срывались на самой высокой ноте Шукшин, Лариса Шепитько, Володя. Завершен круг. Теперь я вообще не знаю, как жить с людьми в профессии. Может быть, еще найдем второе дыхание. Я не знаю. На последнем спектакле «Гамлета» было жарко, душно. Петров сидел за кулисами и говорил: «Фронтовые условия». Это не вязалось с его видом, и я пошутила: «Да, Игорь, это по тебе особенно видно». И хотя усталость осталась, но эта шутка изменила наше самочувствие. И уже после спектакля я сказала: «А слабо, ребята, сыграть еще раз заново?» И все засмеялись. А Володя, у него было качество, – как нож, идти через все, всех, – посмотрел своими пронзительными глазами и сказал: «А слабо…» (вяло, горько).

Бортник. У него после этого спектакля рубашка была мокрая, хоть отжимай. Я ему говорю: «А ты сними, надень белую». Но он так и не снял. Не одел саван. Он обычно в антракте менял свитер, у него после первого действия свитер насквозь мокрый был.

Демидова. Мне кажется, тут надо всем приподняться, как у Чухонцева:

Уходим. Разно или розно. Уйдем и не на что пенять.

В конце концов, не так уж поздно. Простить, хотя и не понять.

И не понять, и только грустно свербит октябрь, и потому

Теснее даль, темнее русло,  а выйду – в листьях потону.

О, шелест осени печальной, не я в лесу, а лес во мне

И плеск речной, и плес песчаный, и камни на песчаном дне.

Набит язык, и глаз наметан, любовь моя, тебе ль судить,

Не то, что словом, а намеком боюсь себя разбередить.

Смехов. Он был замечательный рассказчик. Надо собрать его истории, и они, может быть, тоже войдут в спектакль.

Любимов. Это прекрасно стыкуется с разговорами могильщиков – ведь они шуты и могут говорить абракадабру.

Антипов. Я помню, когда привезли впервые для «Гамлета» в театр настоящий череп, взял его в руки и сказал: «Ну что, Йорик, где твои шутки?» В это время слушали пленки с песнями Высоцкого. А он: «Ты что болтаешь?»

Демидова. Это безбожно, нехорошо. Ведь в «Гамлете» не случайно говорят с Йориком, с которым зритель не встречается.

Любимов. Я за настоящее искусство, а не предлагаю взять его череп. Это будет хуже Хичкока. Тут череп – символ.

Демидова. (не соглашается).

Любимов. Когда я вставил его песню в «Дом на набережной» («Спасите наши души», причем она как бы противопоставлена а ее горько-трагическим содержанием постепенному падению одного из персонажей – Шулепникова. Впрочем, понимать использование этой песни в данном спектакле можно как угодно – ред.) Мне говорили: безвкусно. А сегодня, наверное, все уже по-другому воспримут.

Филатов. Однажды мы заговорили о песнях с ним. И я откровенно сказал: «Мне, знаешь, твои серьезные песни не очень нравятся, это, по-моему, Джек Лондон, Клондайк – смешные песни тебе ближе». А вот теперь, после того, как его не стало, я зашел в бар и услышал «Коней» и ощутил, как это важно. Переоценка произошла вкусовая.

Любимов. А мне «Кони» и раньше нравились. И «Охота», и «Банька» очень на меня действовали.

Смехов. Надо бросить все и делать этот спектакль.

Любимов. Я хотел бы, чтоб осенью, к началу репетиций, все пришли с конкретными разговорами, с листами, на которых изложите свои соображения. Спектакль должен вариться, как в лучшие годы – сообща.

Филатов. По-моему, даже по нашему эгоизму каждый должен это понимать. Я вот все ночи с ним – пишу, чтоб существовать. Ведь он подвел черту, как верно сказала Демидова.

Жукова. Кто из композиторов будет работать над спектаклем?

Любимов. Я думаю, ближе всех к нему был Шнитке, он и музыку прощальную помогал подбирать. И Денисов с радостью поможет.

Трофимов. Тут уже говорили – важно не омрачать его образ. Поминки – в этом будет что-то достойное. Надо, чтобы он был всеми гранями открыт.

Любимов. Спектакль, как дитя. Никто не может знать, каким он получится. Я специально провоцирую вас на контрход, может быть, кто-то предложит другое решение спектакля, какой-то другой мощный ход.

Боровский. Помните, Юрий Петрович, было несколько репетиций, когда Вы с Володей хотели сделать его моноспектакль о войне?

Любимов. Помню, но это в спектакле восстановить невозможно. Я хотел предупредить всех вас, что со спектаклем будет не так просто, как некоторым кажется. За него придется бороться.

Золотухин. Может быть, включить стихи, непосредственно написанные в его память? Ахмадуллиной и др.?

Любимов. Это тоже походит в обряд поминок.

Смехов. Можно попробовать прочитать его стихотворение, а потом он его поет в записи.

Филатов. Это прием ради приема.

Славина. Когда Володя лежал дома, у него была марля на лице, белая маска. Может быть, сделать, чтобы это вошло в спектакль.

Любимов. С Володи сняли посмертную маску, как полагается, но в спектакль это включать не надо. Портрет был прекрасный на похоронах.

Бортник. А может быть, перенести спектакль в финал из «Пугачева»?

Любимов. У нас создан «Мастер и Маргарита» по другим спектаклям, повторять его не стоит. Маска и костюмы Володи будут в музее. А для спектакля мы должны запись его роли использовать.

Кучер – режиссер. Вспомнил ощущение из «Вишневого сада», когда он говорит: «Господи, ты дал нам необозримые просторы, и, казалось бы, что здесь мы должны быть великанами…»

И в «Преступлении…» Свидригайлов: «Воздуху мало…» Он играл здесь непохоже на Гамлета, на другом высочайшем уровне.

Любимов. В «Вишневом саде» я согласен. А «Воздух…» мне не нравится. Тут субъективное. В «Преступлении…» мне нравилось: «Русские люди вообще люди фантастические». Страшная фраза. Если есть запись – это прекрасно.

Демидова. «Вишневый сад» есть в Бахрушинском музее.

Филатов.А может быть, пролог создать в спектакле – финала «Гамлета»,который он сыграл последний раз. По пустой сцене проехал занавес. Музыка. Уход Гамлета из жизни.

Погребничко – режиссер. Брезжит такая мысль. Вот сказали про Додину. Она ведь говорила про себя? Что, если все будут говорить про себя? И про него?

Любимов. Я про это и говорю. Тогда будет живое. Она говорит свои биографические вещи и есть связь с ним. Ведь Трофимов прочел свое стихотворение, но возникло оно от Володи.  Каждый говорит свои слова, читает свои стихи – и все это про Володю. На сцене стоят живые артисты. Нельзя, чтобы актер играл Высоцкого.

Ахмадуллина. Чтобы мы ни решили, я предлагаю свое участие. В любой форме, которая вам может понадобиться. По просьбе консерватории я работала над текстом Шекспира для «Ромео и Джульетты» Берлиоза. И оказалось, что можно целеустремленно изменить текст. И получилось не кощунственно. Шекспир это позволяет.

Любимов. Мы об этом и говорим.

Янколович. Нужно будет послушать все его записи. Последние песни.  «Грусть моя, тоска», – мало, наверное, кто эту песню слышал. (ред. – Знатоки утверждают, что это последняя из исполненных новых песен Высоцкого, спета она только один раз на концерте незадолго до смерти).

Любимов. Надо все о нем собрать в театре. Все пленки. В письмах он обращался со многими людьми. То, что Антипов говорил, надо взять конкретные вещи на себя.

Демидова. «Гамлет» будет держать этот спектакль в его памяти. Может быть, оставить одну сцену с Гертрудой? И призрак будет Порохсвещиком, а Гамлет – его голос.

Любимов.   «Гамлет» – только предлог. Я хочу вольный монтаж сделать.

Демидова. Коли нам нужен кусочек маленький «Гамлета», мы его берем, а дальше идет импровизация открытым приемом, чтоб протянуть линию поколения. И Белла, и Чухонцев, и его приятели Давид Боровский, и Вы, Юрий Петрович.

Ахмадуллина. В смысле голоса его. Все должны играть, чтобы на его месте остался пробел. Его место безмолвно. Он отвечает шекспировским безмолвием. Текст могут сделать литераторы.

Бортник. Как Филатов писал: «Оглушительная тишина» (ред. – Из двух стихотворений Л. Филатова одно особо распространившееся, порой, без подписи, или под инициалами, – звучит так:

Он замолчал, теперь он ваш, потомки.

Его не стало, дальше тишина.

У века завтра лопнут перепонки,

Настолько оглушительна она.

Любимов. Вы сказали, Белла, очень интересную мысль. Этим приемом можно довести до отчаяния.

Демидова.  Это можно будет сыграть, если сначала будет его голос.

Ахмадуллина. Не надо голоса. Пусть будет пустота. Бейтесь в ней. Его нет.

Любимов.  Это и есть «распалась связь времен». Мы ищем трещины. Пустота. Мы ищем, чтоб хоть чем-то заполнить.

Славина. Непонимание его при жизни.   

Филатов. Он был обречен. Ему уже не надо было прямого общения.

Смехов. Надо использовать в спектакле все, что удалось собрать в эти дни. Есть много писем, фотографий.

Любимов. Мы используем это в фойе. Ведь заднюю стенку не будем мы фото обклеивать.

Ахмадуллина. (читает стихи памяти Высоцкого).

Твой случай таков, что мужи этих мест и поместий

Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.

Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной,

Так быть или как? Что решил ты в своем Эльсиноре?

Пусть каждый в своем Эльсиноре решает как может:

Дарующий радость – ты щедрый даритель страданья.

Но Дании всякой нам данный тот славу умножит,

Кто поданных душу возвысит до слез, до рыданий. 

Спасение в том, что сумели собраться на площадь

Не сборищем сброда, бегущим глазеть на Нерона,

А стройным собором собратьев, отринувших пошлость.

Народ невредим, если боль о певце всенародна.

Народ, породнившись, не неуч, он ныне и присно –

Не слушатель вздора и не покупатель вещицы.

Певца обожая, расплачемся, доблестна тризна,

Быть или не быть? – Вот вопрос. Как нам быть – не взыщите…

Люблю и хвалю, не отвергшего гибельной чащи,

В обнимку уходим все дальше, все выше и чище.

Не скряги – не жаль, что сердца разбиваются наши.

Лишь так справедливо. Ведь, если не наши – то чьи же?

Демидова. Мне сейчас звонила Толмачева (ред. – нар.арт. РСФСР – актриса «Современника»). Она была на самом первом спектакле «Гамлета» и на самом последнем. На первом – молодой Володя исполнял рисунок, а на последнем рисунка не было, была плоть и кровь. Эту мысль надо восстановить.

Любимов. Надо, чтобы каждый записал свои мысли, подумал над тем, о чем сегодня говорили, подготовили за лето конкретные предложения по спектаклю. Соберемся мы сразу после начала сезона с тем, чтобы начать работу с первых же дней.

(ред. – это первый протокол Худсовета, посвященный памяти Высоцкого. Есть еще Худсоветы от 22 октября 1980 года, 15 июля 1981 года (на квартире Любимова), 13 и 31 октября 1981 года. Все протоколы 1981 года посвящены обсуждению готового спектакля. Света он не увидел. В октябре 1981 года последовало окончательное решение о его закрытии).