Михаил Ульянов о Юрии Любимове

М. Ульянов. Моя профессия. М. Молодая гвардия, 1-е изд., 1975.

Труппа театра была тогда интересная, многообразная, богатая индивидуальностями и замечательными мастерами. И глубокий, неожиданный М. Ф. Астангов, и находящийся в ту пору в начале своего будущего блистательного вылета С. В. Лукьянов, и имевший редкостную популярность А. Л. Абрикосов, и поразительный жизнелюб и озорник, человек большого и доброго сердца, при его известной всей стране комической внешности толстяка и эпикурейца А. И. Горюнов, и сухой, одержимый, замкнутый, но очень точный актер И. В. Доронин, и один из умнейших мастеров сцены И. М. Толчанов, и пронзительно точно, талантливо играющий в каждой роли И. С. Плотников, и редкого чувства правды и достоверности М. С. Державин, и много тогда игравший в театре, и большинство ролей превосходно игравший Ю. П. Любимов.

Юрий Петрович Любимов позднее удивил театральный мир Москвы, а потом и приобрел мировую известность и как один из интереснейших и неожиданных режиссеров. Но не случайно и не вдруг он стал режиссёром. Он много играл в те годы в театре и в кино. Играл успешно, разнообразно. И казалось, совершенство актерского мастерства, интересные и новые роли, неожиданное и глубокое их прочтение – только это и волновало находившегося на высоте актёра.

Но Ю. П. Любимов чего-то искал, что-то хотел понять. Он был очень пытлив в решении тех или иных проблем. Но я знал и других актёров, которые работают и пытливо, и упорно. Он был неуемен в желании понять свою профессию, и он отправился на лекции М. Н. Кедрова «о методе физического действия». И начал буквально заговаривать всех, рассказывая об этих лекциях.

Помню, как-то я пошел с ним по направлению к его дому, мы шли долго, с бесконечными остановками, во время которых Юрий Петрович рассказывал об этом методе, издевался над режиссёрами, которые, по его мнению, ни черта не понимают в режиссуре, захлебываясь, хотел передать мне смысл лекций М. Н. Кедрова.

Он был одержим этим увлечением и как всякий одержимый, остро целенаправленный человек вызывал усмешки добропорядочных, спокойно взирающих на все эти шалости мастеров своего дела. В театре ходил анекдот о том, что, живя с одним актёром в одном гостиничном номере в Ленинграде во время гастролей, Любимов рассказывал о «методе физического действия» ночи напролёт. И когда спросили этого актёра, как же он спит, он ответил: «А я сплю с открытыми глазами. Юра говорит, а я сплю, не закрывая глаз». И как смеялись, как потешались над Любимовым, который вместо того, чтобы играть по доброй проверенной системе, чего-то там ищет, куда-то ходит. Чудак!

А положение Юрия Петровича в театре становилось всё более сложным. Своим бесконечным бунтом он восстановил против себя режиссуру театра. И как-то на одном из заседаний художественного совета тихий и интеллигентный человек – режиссёр театра Иосиф Матвеевич Раппопорт сказал, имея в виду непрекращающиеся схватки и споры с ним Любимова: «Юрий Петрович слишком буквально понял выражение Константина Сергеевича о том, что режиссёр должен умереть в актёре».

Характер Любимова, который развернулся во всей своей твёрдости впоследствии, и тогда давал о себе знать. Он не очень был мягок в оценке не нравившихся ему работ, он приклеивал иногда очень меткие и обидные словечки к спектаклю, к режиссёру или актёру. Он начал играть не свои роли. И естественно, не справлялся с ними. Так, он вдруг решил сыграть Сирано де Бержерака. И сыграл плохо, ибо это была, что называется, не его партия, и у него не хватило для такой роли голоса. Это ещё более подхлестнуло отрицательное отношение к нему как к пустому фантазёру. Но и Любимов, как я думаю, понимал, что не всё ладно у него. И это был, вероятно, мучительный период в творческой жизни Любимова.

По существу, в одиночку (последователей у него в театре не было) заявив о несогласии с существующим положением, заявив громко и недвусмысленно, он творчеством того периода доказать правоту своих слов не мог. Он взялся за режиссуру и поставил очень средний спектакль. И спектаклем этим ничего нового не сказал. Но он не сдавался и продолжал гореть и бурлить, попроведовать лекции Кедрова и даже пошел на то, что согласился стать заведующим труппой. Есть в театре такая сложная, в общем ничего толком не решающая должность. Заведующий труппой обязан следить за занятостью актёров в репертуаре, помогать руководству планомерно и по мере возможности справедливо распределить роли, следить за творческой дисциплиной, защищать интересы актёров перед руководством театра, быть их самым заинтересованным, лучшим и честным представителем.

В зависимости от человеческих и деловых качеств того, кто становится заведующим труппой, более или менее успешно решаются вопросы актёрской жизни. Но именно более или менее, ибо прав-то, по существу, у него никаких нет. И почти всегда побеждает творческий (или так называемый творческий) замысел режиссёра, а не жалкие попытки заведующего труппой занять в новой пьесе малозанятых артистов или его соображения о творческом росте того или иного актёра, ради которого надо бы дать ему ту или иную роль. И идут к нему обиженные актёры, а что он им может сказать?

Пожалуй, единственно, в чём он неограничен, это в наведении порядка и дисциплины. Так для этого нужно иметь и огромный личный авторитет и немалую волю. И в этом вопросе далеко не каждому удаётся осуществить хоть какие-то заметные сдвиги. Да и с авторитетами нынче в театрах обстоит дело очень своеобразно. В большинстве случаев их нет. Вероятно, это признак времени, и не стоит об этом много говорить, а тем более не надо кого-то винить.

Так вот, Юрий Петрович в поисках чего-то освежающего, чего-то такого, что помогло бы театру, взялся за заведование труппой. Взялся, как и за всё, за что бы он ни брался, горячо, увлеченно. Но многого он и здесь не добился. И нашла наконец-то выход кипевшая в нём энергия в училище имени Щукина, куда Любимов, тоже вроде бы неожиданно, пошел преподавать, ища самого себя. Он поставил на четвёртом курсе своё знаменитый спектакль «Добрый человек из Сезуана» Б. Брехта, о котором заговорила театральная Москва, настолько это было неожиданно, свежо и ново и, главное, дерзко, талантливо и безудержно смело.

Это был первый, но далеко не последний, как показало будущее, выплеск так долго копившейся в нём и энергии, и фантазии, и своего, чётко сформулированного видения жизни и театра. Наконец-то он нашёл себя. Оказывается, можно найти себя и в сорок пять лет. И не случайно, и не вдруг, и не так легко, и не так быстро. Он как бы обрёл новое дыхание и стал удивлять одних, настораживать других, потрясать третьих, возмущать четвёртых. Он только не оставляет зрителей равнодушными.

Кто-то называется это рождение чудом. Находились даже такие, кто говорил, что это случайно. Но вот прогремел «Добрый человек», вот родились на свет «10 дней, которые потрясли мир», взорвался обнаженный и яростный «Пугачёв». Пронзили «А зори здесь тихие…». Нет, это не случайно! Это на наших глазах, в театре Вахтангова, в яростном желании найти свою дорогу, в спорах и драках, ещё не понимая, что его томит, рождался режиссёр Юрий Любимов – ныне один из интереснейших и обжигающих режиссёров. И если быть откровенным, то эти роды мы проглядели.

Но всё это было потом, несколько лет спустя, а тогда, в пятидесятые годы, это был ведущий актёр, много и превосходно игравший на сцене театра Вахтангова. А рядом работала Елизавета Георгиевна Алексеева – актриса с удивительным чувством правды и редким сценическим обаянием. Трагически мало сыгравшая ролей Анна Алексеевна Орочко. Экстравагантная, чудно неожиданная и всегда узнаваемая в своей непохожести на всех Цецилия Львовна Мансурова, находившаяся в расцвете своей огромной популярности Л. В. Целиковская. Труппа прекрасная, многоликая, разнообразная, что ни актёр, то целый своеобразный мир.

И вот в такой-то труппе нужно было найти своё место, запеть своим голосом, не потеряться в этом роскошном саду.