Состоялся доклад в двух частях "Другой и другой Другой в хайдеггеровской феноменологии"
24 ноября на базе НУЛ трансцендентальной философии состоялся доклад «Другой и другой Другой в хайдеггеровской феноменологии»
Доклад состоял из двух частей:
Часть 1. «Интерсубъективность и das Man. К критике хайдеггеровской феноменологии Другого» (Михаил Алексеевич Белоусов);
Часть 2. «Читатель (для) жизни: голос друга» (Евгения Александровна Шестова).
В первой части доклада Михаил Алексеевич Белоусов (РГГУ) представил критику хайдеггеровского (не)понимания Другого. Свое выступление Михаил Алексеевич начал с проблематизации феноменологии как философии от первого лица и противопоставлении философского мышления, подразумевающего ответственность спрашивающего и отвечающего, анонимности научного мышления. Михаил Алексеевич отметил, что у Хайдеггера различение собственного и анонимного, «своего Другого» и «чужого Другого» фактиически проваливается. Другие, которых в «Пролегоменах к истории понятия времени» Хайдеггер выводит на свет в образе банкира или сапожника, оказываются не более чем функционерами подручного, сращенными с ним. Вместе с тем, Михаил Алексеевич показал, как в §26 «Бытия и времени» Хайдеггер намекает на «собственность» Другого через его историчность, а также через открытие народом в Dasein собственной судьбы в феномене смертности. Михаил Алексеевич подчеркнул, что базовая структура Dasein все же не позволяет Хайдеггеру отделить «собственного» Другого от «несобственного»: Другой у него уже оказывается das Man в силу своего одиночества в мире, и в структуру Angst как совпадение «за что» и «перед кем» ужаса также не может входить.
По окончании доклада присутствующие задали докладчику ряд вопросов. Так, Анна Владимировна Ямпольская задала вопрос о собственному модусе Другого. В своем ответе Михаил Алексеевич подчекнул, что Другой принципиально исключает возможность сослаться на собственный модус бытия. Ольга Федоровная Иващук (РАНХиГС) поинтересовалась, чего в хайдеггеровском понимании Другого пытался найти и на нашел Михаил Алексеевич, а также есть ли опасность превращения меня в придаток Другого или Другого в придаток меня. Михаил Алексеевич отметил, что в концепциях Другого ему прежде всего хотелось бы видеть Другого как близкого и что инаковость Другого обязательно предполагает и риск растворения в нем. Отар Вахтангович Чантуридзе (НИУ ВШЭ) задал вопрос о конкретных характеристиках Другого у Хайдеггера. Михаил Алексеевич отметил, что Другой как Dasein вообще у Хайдеггера описывается лишь как взрослый человек. Виктор Игоревич Молчанов (РГГУ) обратил внимание на вопрос о нейтральности языка у Хайдеггера и возможности герменевтики. Михаил Алексеевич в своем ответе указал на то, что «взлом» хайдеггеровского языка должен осуществляться имманентно. Георгий Игоревич Чернавин (НИУ ВШЭ) поддержал тематику языка Хайдеггера и предложил литературоведчески-лингвистический способ репрезентации языка Хайдеггера как на способ избежать «очарования» языком Хайдеггера. Михаил Алексеевич отметил проблематичность языка Хайдеггера не как терминологического «языка понимания», а как «языка переходного характера».
Во второй части с докладом выступила Евгения Александровна Шестова (РГГУ). Она подступилась к вопросу о Другому через вопрос о читателе и привлекла к разговору стихотворение Е.А. Баратынского «Мой дар убог…» и размышление о нем О.Э. Мандельштама в его эссе «О собеседнике». Евгения Александровна сравнила фигуру читателя с фигурой неизвестного получателя бутылки погибшего мореплавателя, к которой обращается Мандельштам. Через разговор о §34 «Бытия и времени» Хайдеггера, где тот обращается к фигуре друга, Евгения Александровна перешла к пониманию голоса друга (в т.ч. как читателя) как находящего не в меня, но при мне, bei mir, в то же время не сливаясь со мной. Евгения Александровна провела различие между голосом дружбы и голосом совести, противопоставляя это различие смешению голоса друга и голоса совести у Франсуа Федье с его «Голосом друга» и другими комментаторами Хайдеггера. Евгения Александровна наметила набросок бытийного модуса дружбы через «любезность» и парность его бытия, которое в фигуре читателя обеспечивается достаточным вниманием и в то же время неопределенностью, чтобы сохранять интимность отношения ко мне.
После доклада Евгении Александровны последовали вопросы к ней и общее обсуждение. Георгий Игоревич Чернавин обратил внимание на проблему spectator malevolent neutrality — недоброжелательную нейтральность зрителя, которым может оказаться читатель. Евгения Александровна в своем ответе указала на заинтересованность наблюдателя как на принципиальный момент. Николай Тимурович Нахшунов (МВШСЭН), во многом вторя вопросу Георгия Игоревича, привел пример де Сада как фигуры, не искавшей в Другом друга. Евгения Александровна отметила, что фигура друга для нее здесь является только отправным моментом в разговоре о Другом. Виктор Игоревич Молчанов задал вопрос о первичности связки Другого и дружбы. Евгения Александровна отметила, что эта связь не является для нее центральной. Наталья Андреевна Артёменко (СПбГУ), опираясь на Карла Лёвита, противопоставила Mineinanderschreiben и Miteinandersprechen как опосредованный и непосредственный разговор с Другим. Евгения Александровна не поддержала это различие. Михаил Алексеевич Белоусов отметил тотальность Dasein как способа бытия и потенциальное сведение Dasein к общей фигуре народа у Хайдеггера. Евгениий Александровна отметила, что наш модус существования заключается в уповании на то, что мы существует, которое может подменить Betrieb (предприятие) попыткой предъявить нам «гарантии» нашего существования. Михаил Алексеевич в ответ заметил, что у Хайдеггера невозможно скрыться от несобственного самоистолкования Dasein в качестве Betrieb и проблематизировал зов Бытия как зов в некотором смысле чужого.