Пресс-релиз к тысячному спектаклю «Мастер и Маргарита». 27 апреля 2002 года

27 апреля 2002 года состоится тысячный спектакль по роману Булгакова «Мастер и Маргарита»

В свое время Юрий Петрович Любимов задумывал этот спектакль как символический подарок великому писателю и хотел выпустить его к десятилетию своего театра. Удалось это сделать только в тринадцатую годовщину театра (премьера состоялась 6 апреля 1977 года).

Сегодня спектаклю двадцать пять лет. И в год сто одиннадцатого дня рождения Булгакова пройдет тысячный показ «Мастера и Маргариты».

Судьба спектакля на сцене Таганки складывалась, по сравнению с другими постановками, благополучно. Он не был запрещен и вот уже четверть века неизменно собирает аншлаги. Почему?

Владимир Высоцкий объяснял это так: «На мой взгляд, этот спектакль был обречен на успех еще с самого начала, еще до того, как он был поставлен: слишком много там сплелось личного, любимовского, булгаковского, театрального, нашего театра».

Судьба же самого романа драматична, таинственна и, по сей день, до конца неизвестна. Работу над ним Булгаков начал в 1929-м году, а последнее исправление внес в текст за четыре недели до своей смерти, в 1940-м. Роман так и остался незавершенным.

За эти годы великая книга меняла названия, умирала и оживала. Первая редакция «Мастера и Маргариты» была уничтожена автором после получения известия о запрете пьесы «Кабала святош». Об этом Булгаков сообщил в письме правительству 28 марта 1930 года: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе…».

Но уже спустя три года Булгаков начал восстанавливать сожженную рукопись. «В меня… вселился бес, — писал он своему другу, писателю Викентию Вересаеву. — Уже в Ленинграде и теперь здесь, задыхаясь в моих комнатенках, я стал марать страницу за страницей наново тот свой уничтоженный три года назад роман. Зачем? Не знаю. Я тешу себя сам! Пусть упадет в Лету! Впрочем, я, наверное, скоро брошу это».

Впервые напечатан роман был в журнале «Москва» в 1966?67 годах. Эта редакция текста и была взята Юрием Петровичем Любимовым за основу для спектакля. А в 1973-м году при содействии Константина Симонова роман был опубликован с меньшими сокращениями.

Удивительный рекорд сценического долголетия спектакля комментируют его авторы и участники.

Юрий Петрович Любимов, художественный руководитель Театра на Таганке и постановщик спектакля.

Я поздно пришел в режиссуру, лет сорока пяти, я преподавал. Я был артистом, играл серьезные роли, все было вроде нормально. И многих господ, которые готовы играть и режиссировать одновременно, я не понимаю. Потому что вся энергия уходит на то, чтобы сделать спектакль. Вся. Играть в спектакле и видеть его со стороны просто невозможно. Актер и режиссер — это разные профессии. Режиссеру часто нужно делать что-то из ничего.

Именно так рождался спектакль «Мастер и Маргарита».

Откуда такая долговечность «Мастера» на Таганке? Я думаю, просто по «сделанности». Форма держит. Найденная форма, она как футляр для скрипки. Так могли бы ее раздавить, а в футляре она лежит спокойно. Актеры, конечно, могут разрушать форму. Но если она крепко сбита, то можно разрушителя вынуть из футляра и достать хорошего, который не разрушает спектакль. Актеры, увы, склонны к разрушению. Это природа. Быть может, поэтому я бросил актерство.

По замыслу, это был наш подарок Булгакову, к его дню рождения и к десятилетию театра. Но тогда, на десятилетие, ничего не вышло — начальство запретило. Потом с трудом разрешили, не давая никаких денег. Экспериментируйте, мол, делайте, там посмотрим. Когда сделал, начали меня вызывать: кто разрешил?! И так без конца выяснять. Но на прогонах уже были люди, поэтому начинался шум по Москве, как и в случае с «Добрым человеком из Сезуана».

Появилась разгромная статья в «Правде», после которой меня стали опять вызывать и опять выяснять. Но спектакль, к счастью, уже шел, а они кричали, «ну как же, атеистическая страна, а тут Христос ходит по сцене».

Тут такая есть мистическая вещь, что с Булгаковскими книгами всегда что-то приключается, чертовня какая-то происходит. Когда мне отказали в деньгах, взял все лучшее, что было придумано за десять лет жизни театра. Занавес из «Гамлета» — я имел право его взять, ибо я его придумал. Тогда нельзя было достать шерсть, я должен был просить разрешения у самого премьер-министра Косыгина. «Дефицит» нам выписали. Уж я не помню — то ли двести, то ли триста килограмм этой шерсти. Мой тогдашний директор по финансам, когда я попросил: сделайте мне чашу для вечного огня из меди, для «Павших и живых», — он мне ответил: никакой меди вам не будет, это стратегическое сырье! Тут я, конечно, вышел из себя. Директор исчез, как булгаковский персонаж, как черт испарился из кабинета, и пошел доносить, что, мол, он неуправляемый человек, что требует невозможного.

Медь я, конечно, достал. Но уже готовую чашу хотели погасить пожарные. Я просил пожарного генерала приехать в театр. Он приехал, посмотрел кусок «Павших и живых», и когда вся публика встала, приветствуя «вечный огонь», прослезился и сказал: беру на себя! Пусть горит!

И вот этот вечный огонь теперь горит в «Мастере и Маргарите». На это в свое время тоже кричали: кому я его зажигаю?!

У меня для этого спектакля ничего не было, поэтому все собирал по кусочкам: из «Гамлета» — занавес, из - «Тартюфа» рамы, из «Часа пик» — маятник. Спросив, конечно, разрешение у наших художников. Из этого расчета и инсценировка создавалась.

Комиссия по наследию Булгакова спектакль одобрила, это мне очень помогло, потому что у меня была какая-то защита. Правда, они настоятельно советовали закончить спектакль на том, что, мол, «Рукописи не горят». А я говорю: конечно, можно. Но ведь они горят. И даже человек сгорает, в лагерях. Они: «Ну, Юрий Петрович, ну не обостряйте?».

Но, пожалуй, без острых углов нельзя построить режиссерский каркас для острой темы.

Виктор Семенов, исполнитель роли Автора в спектакле «Мастер и Маргарита». Играет в спектакле, начиная с премьеры.

По-моему, это лучший спектакль в театре. Вот уже двадцать пять лет прошло, сколько раз мы его сыграли, а он не изменился. Я сужу по реакции зрителей — как на премьере было, так они и сейчас реагируют. Единственное место в спектакле, когда Воланд говорит: «Что ж это у вас, чего ни хватишься — ничего нет», — так вот раньше оно воспринималось намного острее, потому что действительно у нас ничего не было.

За четверть века очень много актеров заменено. Сегодня остались из первого состава немногие. И, тем не менее, двадцать пять лет — аншлаги, прекрасный прием. Это, конечно, мощнейшая режиссура Любимова, это Булгаков.

Видел я несколько экранизаций. Но не могу назвать ни одной удачной. И спектаклей нет. Не идут они в мире. Они не выживают. Роман Булгакова, он как заколдованный. Можно сказать, что магия романа, которая оборачивается против режиссеров во всем мире, нам помогла.

А Любимов двадцать пять лет назад взял, да и сделал. Спектакль, кстати, был принят без единого замечания, с первого просмотра — а раньше ведь страшно спектакли сдавались.

Так что с Булгаковым у нас очень хорошие отношения. По крайней мере, я на это надеюсь. Мы в этом спектакле мудреем? Вернее стареем. Удивительно, мы стареем, а спектакль не меняется. И что бы ни творилось в мире, спектакль идет.

Лев Штейнрайх, исполнитель роли Каифы, Литератора и Поплавского (дяди Берлиоза). Играет в спектакле, начиная с премьеры.

Чтобы такой спектакль ожил и выжил, надо было обладать способностью Юрия Петровича Любимова, который из ничего сделал спектакль, можно сказать, из талантливого материала и собственной души. Юрий Петрович сказал, что денег на спектакль нет, не из чего делать декорации, давайте соображать. И начали соображать. Занавес, кубы, маятник, — все это было для нас привычно, но в новом контексте, работалось очень споро, хорошо.

Булгаков — это обо всем. И жизнь, и смерть, и любовь — все есть там.

Любимов вложил в спектакль и в нас всю мощь режиссуры, фантазии. И отдача актеров была адекватной. Помню, сцена с Понтием Пилатом не сразу сложилась, а он говорит: муха не должна пролететь, тишина абсолютная. Здесь разговор с Богом!

Теперь много новых актеров — вся массовка, эпизоды, даже главные роли — все играют другие. Но спектакль так сбит режиссерски, что разговор с Богом остался, и остался духовный контакт с теми, кто прежде играл в «Мастере». Ушедший Ронинсон (его роль я теперь играю) с мышкой на голове, как бы выходит со мной на сцену. Я повторяю рисунок его игры, у меня это хуже получается. Но все равно я большое удовольствие каждый раз получаю, играя «Мастера».

Это эпохальный спектакль. Два-три поколения уже на этом спектакле выросли.

Режиссура Юрия Петровича — это каркас конструкции, которая выдерживает груз в двадцать пять лет. За это время и металлическая конструкция должна износиться. Быть может, дело в том, что каждый раз находишь новые ощущения от роли. Даже, если болеешь, а впереди спектакль — выходишь на сцену, и все приходит в норму.

Дальвин Щербаков, исполнитель роли Мастера.

Есть роли сложные, многоплановые, есть более простые. Моя роль она проста, она на ладони. И именно простотой она и сложна. Скажу честно, мне иногда просто неловко. Потому что партнерша у меня, хоть и видная дама, но все-таки молоденькая. Она меня за сценой по имени-отчеству называет. И вот я к Юрию Петровичу прихожу, говорю: нельзя меня уже на эту роль пускать — во-первых, возраст, во-вторых, вид. Он говорит: да ладно, ничего, издалека — нормально, не обращай внимания. Главное — ты в роли.

Свою роль на сцене и в жизни нужно не просто любить, но и понимать. Надо понимать, что ты хочешь сказать своей игрой.

Это заслуга Любимова, что мы все трепетно относились к тому, что делаем. И даже если плохое настроение — выходишь на сцену — и уже другой человечек.

Характер Мастера четко выписан. Это как бы рассказ о человеке. Это не проживание, а рассказ. Человек, прожив свою жизнь, рассказывает о ней заново. Конечно, магия личности Мастера — от самого Михаила Афанасьевича, от его удивительной жизни. И страшной, и трогательной, и несчастной.

После спектакля, когда никого нет, и в зале горит одна дежурная лампочка, — прийти туда и сесть в кресло. И в этой тишине понимаешь, сколько здесь озвучено душ, сколько здесь энергетики — и на сцене, и в зале.

Вот Михаил Афанасьевич, в шляпе, с бабочкой, в элегантном костюме идет по проходу зала, не торопясь никуда. Вот он поднялся на сцену, а там сидит за красным сукном, как положено было в те годы, эта кодла, осуждающая и верховодящая. Он посмотрел, постоял, развернулся и ушел. Дескать, я вас, твари, презираю. Вот он такой человек, Михаил Афанасьевич. Это его судьба — судьба Мастера.

Хотя черт знает, так ли это, все так запутанно.

Это какой будет спектакль? Тысячный?! Мать честная, как время бежит!

Тимур Бадалбейли, исполнитель роли Коровьева.

Играю я в спектакле с девяносто четвертого года. Тогда мы защищали свой диплом, отучившись четыре года на курсе Юрия Петровича, этим спектаклем. А потом мы уже стали играть и на Таганке. В «Мастере» у меня было много разных ролей. Теперь почти все актеры в спектакле играют по несколько ролей, а я наоборот — только одну.

Играть в таком спектакле — значит чувствовать себя звеном в цепи. И нельзя позволить себе оказаться слабым звеном, не учитывать удачный опыт предыдущих исполнителей, не развивать его. Так или иначе, я, по-моему, четвертый в роли Коровьева. Поэтому не миновать сравнений. Непосредственно до меня играл роль Юрий Беляев, а первым был Иван Дыховичный. Играть после них очень лестно, почетно и очень ответственно. Мы как бы все в одной связке. И это гарантия долголетия «Мастера» на Таганке.

Мистикой можно считать то, что спектакль идет двадцать пять лет — и ни одного пустого места в зрительном зале. В данном случае, мистика если есть, то она нам на руку. Дружественная мистика — дело хорошее. Бояться ее не надо.

Но и расслабляться нельзя. Традиции не позволяют.

Дмитрий Высоцкий, исполнитель роли Левия Матвея.

Я играю в «Мастере» с октября прошлого года. Но уже знаю, что у спектакля есть фанаты, которые ходят на него по несколько раз.

Когда я начал играть, то никак не мог поймать образ моего персонажа. Для меня было сложно найти грань между человеческой правдой и правдой библейской. Преодолеть эту грань, прожить это на сцене — дорогого стоит. И с каждым спектаклем приходит что-то новое не только для роли, но и для жизни.

У Юрия Петровича сейчас первый курс в ГИТИСе. Ребята уже играют, уже окунулись в атмосферу театра. Даже по-хорошему им завидую. Потому что с первых своих шагов в искусстве они имеют возможность общаться с действительно классным искусством, классной режиссурой. И значит — расти, двигаться вперед.

Александра Басова, Мария Матвеева, Эмиль Матвеев, Игорь Неведров, студенты курса Юрия Петровича Любимова в РАТИ (ГИТИСе).

В спектакли театра нас вводили минувшей осенью, с сентября. Отучились мы, первокурсники, только месяц, и пришли в театр. Здорово, что Юрий Петрович дает такую возможность — сразу почувствовать сцену и работать на ней.

В институте дают азы работы, технику. Если мы четыре года отучимся и не будем работать на сцене, для нас ее «обживание» отодвинется далеко. А когда практика идет с первых курсов — совсем другое дело. Хотя мы пока, по большей части, играем в массовках, уже видим, что такое работа актера. Не в теории, а на практике.

У Юрия Петровича массовка продумана от начала и до конца, каждое движение, каждая реплика, — все на своем месте. И здесь у нас не один педагог, как в институте, а много учителей, людей, на работу которых можно смотреть и учиться. Юрий Петрович скажет одно слово, и ты сразу понимаешь, что нужно сделать.

Что касается «Мастера и Маргариты», то тут, как говорится, до нас было все, только не было нас. Спектакль, как заколдованный — его не играешь, а проживаешь. Пусть даже у тебя самая маленькая, незначительная роль, все равно чувствуешь, что ты часть по-настоящему великолепного действа. В этом, наверное, магия Булгакова, в это магия нашего театра. Тем более, «Мастер и Маргарита» — наше «актерское крещение», первый выход на сцену Таганки.

В институте с нас спрашивают строго. Мы месяц появляемся там только по утрам, в девять тридцать, на первой паре. Бегаем из театра в институт, из института на репетицию, потом вечером, если есть, — на спектакль. Тяжело, но очень интересно, это на самом деле здорово. Но нас трудностями не испугаешь. Конкурс у нас был четыреста пять человек на место — это же курс Юрия Петровича.

Начинаем понимать нашу профессию уже по-другому, наверное, взрослеем.