Памяти Валерия Ивановича Шадрина
Умер Валерий Иванович Шадрин, создатель и Генеральный директор Международного театрального фестиваля им. А.П. Чехова. Первый раз этот театральный смотр состоялся в 1992 году, с тех пор прошло 30 лет, и каждый раз фестиваль был большим событием. Сложно перечислить имена всех замечательных режиссеров, работы которых, благодаря фестивалю видели россияне. Среди них Петер Штайн, Питер Брук, Джорджо Стрелер, Отомар Крейчи, Ариан Мнушкин, Роберт Уилсон, Кристоф Марталер, Кристиан Люпа, Тадаси Судзуки, Петр Лебл, Ежи Яроцкий, Оливье Пи, Эймунтас Някрошюс, Деклан Доннеллан, Франк Кастроф, Жозеф Найдж, ЛИН Хвай-Мин, Даниэль Финци Паска, Дзё Каномори, Ваджи Муавад, Матс Эк, Начо Дуато, Роберт Уилсон, Робер Лепаж, Мэтью Боурн и другие замечательные режиссеры.
Валерий Иванович Шадрин - это очень большая потеря. Очень много людей скорбит о нем.
В память о Валерии Ивановиче Шадрине музыкальный критик и переводчик Наталья Михайловна Зимянина написала о Международной театральной конференции «Слово о Чехове», им организованной. Конференция была посвящена 150-летию со дня рождения писателя и проходила в 2010 году в Доме Пашкова.
Материал публикуется с любезного разрешения Натальи Михайловны Зимяниной.
Конференция «Слово о Чехове»
28 января 2010 года в Доме Пашкова состоялась Международная театральная конференция «Слово о Чехове» к 150-летию со дня рождения писателя. Она открыла программу «Дни А. П. Чехова в Москве», которая пройдет до 31 января. В зале, вмещающем около 400 человек, были видные деятели российского и зарубежного театра, режиссеры и актеры, критики, историки театра, специалисты по Чехову: Сергей Женовач, Олег Табаков, Евгений Миронов, Дмитрий Брусникин, Алексей Бородин и др.
Конференцию открыл Валерий Шадрин, генеральный директор Театрального фестиваля им. Чехова.
В. Шадрин: «К нам приехали гости из 30 стран. Мы специально выбрали этот зал. Здесь часто бывал Антон Павлович, работал в библиотеке Румянцевского музея, видел из окон эти виды, любил слушать колокола с Большого Каменного моста. Сегодняшнему составу участников мы предложили порассуждать на тему: почему Чехов до сих пор так востребован в мире?»
Ю. Лужков, мэр Москвы: «Чехов писал «Я ужасно люблю Москву». В этой библиотеке хранятся его рукописи, в частности, «Вишневого сада». 25 января мы с ректором МГУ открыли памятную доску в том месте, где будет стоять фигура юного Чехова – он блестяще учился и закончил медицинский факультет МГУ. После учебы имел возможность остаться в столице, но попросил послать его уездным доктором. Из этих принципов сформировалось и его творчество… За годы существования Чеховского фестиваля было показано 400 спектаклей в 36-и странах. Мы способствуем этому и тем, что вводим в Москве эксплуатацию по два театра в год».
Александр Авдеев, министр культуры РФ: «Чехов – необъемлемая часть мирового театра. Спектакль «Чайка» был поставлен в мире 80 раз, «Вишневый сад» - более 50-и раз. Но в нашей национальной судьбе он занимает центральное место».
Петер Штайн, режиссер (Германия): «Чехов был бы первым, кто подверг бы такое мероприятие иронии и осыпал бы его остроумными шутками. Он умел очень остро шутить, находя пронзительные слова. Воспоминания о нем он воспринял бы как бомбы на своей могиле. Родился он в XIX веке, а стал главным автором века ХХ-го. Он все сделал для того, чтобы театр вообще просуществовал до XXI века. Чехов необходим мне для жизни, для здоровья. Многое перекликается с моими убеждениями. Он дает мне моральные импульсы к действию».
Дмитрий Крымов, режиссер: «У меня от Чехова в голове сумбур – сегодня премьера моего спектакля «Тарарабумбия». Что такое мое выступление? Представьте себе горнолыжника, которого на заключительном этапе перед финишем на бешеной скорости спрашивают, что он думает о горнолыжном спорте. У меня там в театре не привезли нужное число сапог, что-то недокрашено, планку не прибили, актер вчера себя плохо чувствовал… Театр – это такой сумасшедший дом. Но как я благодарен Чехову за все эти шнурки, краски, болезни актеров и т.д. Со страхом представляю себе его пенсне в нашем зале… А оказывается, его мало сейчас читают. У меня заняты в спектакле брейкеры, и выяснилось, что они не читали «Вишневый сад». Стал им рассказывать содержание – их заинтересовало: «А почему же Раневская ничего не делает?..» Говорят, в тюрьме интеллигент спасается тем, что пересказывает уголовниками романы. Если что, четыре дня жизни мне там обеспечены».
Деклан Доннеллан, режиссер, председатель Международного фонда поддержки Чеховского фестиваля (Великобритания): «Между Англией и Чеховым – роман. Мой начался, когда я 25 лет назад впервые приехал в Москву. Раньше я читал его рассказы – и не понимал, о чем он говорит. А у него оказался очень острый взгляд, у него скальпель в руках. Он любит своих героев без сентиментальности – это захватывает. Его герои ни хороши, ни плохи – они как мы, у них наша способность к самообману. Он смиренно внимателен к своим героям. Сейчас индивидуализм стал богом, интернет отдаляет нас друг от друга, провоцирует жить в своих замкнутых мирах. Чехов учит видеть себя и других людей какими они есть и по возможности быть добрыми друг к другу».
Богдан Ступка, актер, режиссер (Украина): «Чехов связан с Украиной. Летом приезжал к трем сестрам Линтварёвым ловить рыбу. Он даже говорил: какие Венеции могу сравниться с речкой Псёл? Там похоронен его брат, там родился замысел «Вишневого сада» и «Дяди Вани». Я играл Треплева еще во Львове, Треплева играл мой сын, а сейчас играет внук. Это что-то загадочное и божественное в Чехове».
Марк Захаров, главный режиссер театра «Ленком»: «Я еще не видел такого съезда. Чтобы в одном месте собралось столько народу, знающего Чехова! Бунин говорил о Чехове: нет таких вишневых садов!. Я согласен: «Вишневый сад» Чехова – это «Солярис». Чехов вращается по планете где-то вместе с Шекспиром. Если бы он не написал своих пьес – остался бы на уровне беллетристов вроде Бунина. У него все непросто. Никакого воспитательного эффекта. Просто было у Белинского и Дзержинского, у советских идеологов. У Чехова отсутствуют причинно-следственные связи, а кое-что пахнет аномалией: я – чайка, сижу на тумбе я и т.д. Он чувствовал, что грядет революция, но написал об этом без буревестников, у которых плохие отношения с пингвинами. Он заставил нас относиться к себе, к миру иначе. Из всех русских писателей Чехов ближе всего к космосу – как Гоголь и Достоевский».
Даниэле Финци Паска, режиссер Театро Сунил (Швейцария): «В 1500-х годах в Италии продавали билеты в театр, а до того - на расчленение трупов. Интерес у публики был не к смерти. А к тому, где же находится душа, где источник эмоций. Чехов – врач. Он описал видимое в тонкой форме. Сегодня медицина пользуется аппаратами – нас уже не спрашивают ни о чем. А тогда врач подробно выслушивал пациента. И Чехов описывал героев прозрачно, четко».
Роберт Стуруа, режиссер (Грузия): « Я поставил два спектакля по Чехову, и оба не очень удачные. Чехов – тайна, мы вроде понимаем даже все аномалии. Но есть стенка, за которую мы не можем заглянуть. Мы видим только отрывки этой тайны. Мы ставим сюжет – и что-то упускаем. Мы помним этот исторический период – костюмы чеховского времени и т.д. А может, его надо подавать более универсально. Шекспир как будто бы не писал пьес о своем времени – у него Италия, сказки…Но я не могу ставить Чехова в Грузии в современных костюмах. Тоже что-то разрушается. И прав Эфрос: Чехов писал пьесы белым стихом. И весь он прошпигован Шекспиром. «Чайка» - это «Гамлет»: Треплев – Гамлет, Тригорин – Клавдий, Аркадина – Гертруда, Нина – Офелия, а начинается все с мышеловки…»
Жак Лассаль, режиссер (Франция): «Чехов обладал зоркостью и спокойствием клинициста, но и братским сочувствием к своим героям – это очень трудно передать. Он отказался от любой идеологии, кроме скромного гуманизма будничной жизни. Изгонял из себя раба среды, эпохи, образования, воспитания. Никогда ничего не рекомендовал. И не завещал. Но самое главное его завещание – именно это. В нем важна загадка. Это его «Я не знаю!».
Римас Туминас, главный режиссер Театра им. Вахтангова: «Иногда ни во что не веришь. Но начинаешь ставить Чехова – и выздоравливаешь. Лучший врач – ты сам должен понять, что ты что-то можешь. Мы боремся с вором – со Временем, которое понемножку нас обворовывает. Чехов позволяет дружить с ним, уживаться даже с мыслью о смерти».
Пере Аркельюэ, актер, исполнитель роли Платонова в постановке Национального драматического центра Мадрида (Испания): «У Чехова слышен крик любви в мире провалившейся жизни. Все его персонажи ищут любовь. Я играю Платонова, и мне физически приятно вместе со зрителем переживать даже темные чувства».
Леонид Хейфиц, режиссер: «Еще студентом в ГИТИСе я понял чеховскую истину: главное – терпеть не угасая. Это самое трудное. Вторая дорожка к Чехову лежала через Мелихово. Самое сильное впечатление произвел при посещении шест, на котором бился флажок: так Чехов когда-то давал знать местным крестьянам: «доктор приехал». Хотя, наверное, не так уж ему хотелось отрываться от дел и класть мазь на нарывы…Я не верю, что смерть его была так красива, как описала Книппер. Скорее, он попросил шампанского сам, чувствуя, что умирает, просто чтобы не обременять этим врача, который должен был это ему предложить. Я читал историю болезни из Остроуховской больницы – он же был совсем болен, когда ехал на Сахалин. Что к этому прибавить? Летом я побывал в Ельце. Там в театре должна была работать Нина Заречная. Этот город – бриллиант России. Предлагаю там провести 160-летие Чехова».
Михаил Швыдкой, театровед, специальный представитель президента по международному культурному сотрудничеству: «Чехов и Шекспир – два самых главных драматурга от Токио до Гвианы. Мне кажется, при приближении к Чехову вплотную начинаешь его терять – как герой Пруста разглядывал в лупу уже поры на прекрасном лице. У Чехова уже до омерзения перетолковали каждое его слово. А целое может возникнуть из одной интонации. На вечере в МХТ Алла Демидова читала письмо с интонацией Раневской из «Вишневого сада» Эфроса – и в этом было очень много Чехова. Если бы не Чехов – не было бы Хемингуэя, писателей потерянного поколения. Он один вербализировал то, что важно для русского человека. И сам он – образ интеллигента (не интеллектуала), чрезвычайно отзывчивого к жизни. Здесь собрались люди, к слову, к искусству которых прислушивается весь мир. Это очень важная группа мировой интеллигенции. Она предлагает человечеству, увлеченному СМС, что-то важное и сложное. Она обязана хранить эмоции интеллигентного человека».
Франц Касторф (Германия): «В Германии Чехова играют всюду – на 200 процентов. Он понятен мужчинам и женщинам. Часто комическое у него – синоним отчуждения. Я поставил «Три сестры» и «Мужики» вместе - чтобы подвести Чехова ближе к Достоевскому».
Александр Калягин, актер, председатель СТД: «Масштаб Чехова возник из чудовищной повседневности жизни. Он заставил нас плакать над ней. Не состоялась жизнь! А у кого она состоялась? Героев и гениев – единицы, остальные обречены на смирение, мудрое и печальное… Я понял, что необходимая интонация в спектакле возникает из стыка собственного настроения, которое не надо давить, и характера героя. Чехова играть на одном мастерстве нельзя».
Маттиас Лангхофф, режиссер (Франция): «Главное, чему учит Чехов, - свободе от лжи».
Андрей Кончаловский, режиссер: «Антон Павлович терпеть не мог юбилеев. Он давно бы прекратил эти прения. Я не соглашусь со Швыдким, что мы уходим от целостности Чехова. Мы уходим от стерильности, привнесенной в его творчество советской властью. Надо освободиться от мифа. Я давно живу с Чеховым, но только теперь вижу, что это человек, которому я хочу подражать. Интеллигент, свободный человек. Ни в какой партии не состоял, ни с кем против кого-нибудь не дружил. Зато против Чехова «дружили» многие. А он был один, страдал от этого. Писатель Фридрих Горенштейн в 1968 году написал книгу, где Толстого и Достоевского называет Дон Кихотами. А Чехова – Гамлетом. У нас же для Европы все писатели либо Дон Кихоты, либо непереводимые, как Пушкин. Чехов переведен многажды. Я жалею, что он не композитор. А если бы был – никто не стал бы играть его музыку кулаками… Мне интересно новое поколение режиссеров, которым предстоит читать те же слова. Ведь я до сих пор часто задумываюсь: о чем это? Он любил клоунов и его вдохновляли кладбища. Все его герои – клоуны на кладбище Но надо найти силы. Бродя по кладбищу, быть клоуном. Сложная это задача для режиссера».
Кама Гинкас, режиссер: «У Чехова была аллергия на пошлость, тонкий слух на пошлость. Имеется в виду пошлость как превращение великих мыслей в общее место. Подробное бытописание – не пошлость, Пошлость – превратить «Чайку» в муляж».
Нелли Корниенко, искусствовед, директор Национального центра театрального искусства им. Л. Курбаса (Украина): «На новом витке культура запрашивает категорию поэзии. Непредсказуемость Чехова – основа времени, особенно в спектаклях Някрошюса. Известно, что театр и художественная культура опережают академическую науку на полтора - два поколения: театр ставит диагноз и прогнозирует. Поэтому театр – серьезнейший субъект. И сегодня он чувственно эстетизирует теорию относительности».
Алла Демидова, актриса: «Я первый раз на симпозиуме. Мне понравились слова «не знаю» и «тайна». Я играла Аркадину в фильме, Машу у Любимова и Раневскую у Эфроса. Аркадина – почти ранний Чехов. В ней нет тайны, можно играть и так, и эдак. Я бы ставила «Чайку» в современных костюмах. В «Трех сестрах» уже тайна. Если ее не раскрыть – Машу не сыграть. Где-то в можжечке надо все-все-все знать про Чехова – а потом играть персонаж. А Раневская – это просто шар. Я сама наследственная туберкулезница, и знаю бездны. «Вишневый сад» - это диагноз от умирания. 1-й акт – о болезни только догадываются, но не говорят. 2-й – в болезнь уже поверили, говорят «Придумайте что-нибудь!» 3-й – операция и ожидание конца, смерть. 4-й акт – после похорон. Острота прошла. Все собрались и тихо молчат. В спектакле Эфроса во мне не было ни одной черты от его Раневской. А сейчас - у всех есть: это беспечность во время опасности».
Адольф Шапиро, режиссер: « Если написать историю ХХ века, там с одной стороны – три сестры Чехова, с другой – двое мужчин в мусорных ящиках Беккета. Чехова действительно легко переводить на иностранные языки. Потому что у него важно пространство между словами. Почему он не отпускает? В детстве Чехов играл особую роль. Завораживала далекость мира по сравнению с тем, где мы жили. Ютились в коммуналках - и обливались слезами над «Хижиной дяди Тома». Людей унижали – а они ехали защищать Испанию… Чехов – «Амаркорд» нашей культуры – он дает возможность понять, кто мы, откуда, куда идем. И спасибо ему за то, что сейчас, когда мы о нем говорим, мы кажемся лучше, чем есть на самом деле».
Беатрис Пикон-Валлен, театровед (Франция): «Вот за окном сейчас падает снег. Где смысл?.. Чехов создал прекрасные роли для женщин. Почему они так мало ставят его? В 1968 году я была в Москве, смотрела «Три сестры» Эфроса, которые запретили. Я стала заниматься русским театром. Хочу вспомнить Отомара Крейчу, выдающегося чешского режиссера, который в 60-е годы поменял отношение Европы к Чехову. Он умер в конце прошлого года. Мы обязаны помнить все постановки, которые изменили и нашу жизнь».
Анатолий Смелянский, театровед, ректор Школы-студии МХАТ: «Пьесы Чехова – не просто пьесы. Это лирика, поэзия, музыка. Если бы Чехов попал в сегодняшнее словоговорение! Блоги – выкрики в интернете, ответы – с матерными словами… Мир кричит в космос. Чехов завершил русскую литературу в споре с ней: он не использовал ее для проповедей! Русская жизнь проясняла себя через Чехова».
На Новодевичьем кладбище были возложены венки на могилу А.П.Чехова.