Тема «мы помним»

В архиве Проектной лаборатории по изучению творчества Ю.П.Любимова и режиссерского театра XX-XXI вв НИУ ВШЭ размещены новые материалы - статьи английских журналистов о том, как исподволь готовилось, а затем происходило возвращение на родину лишенного гражданства Ю.П. Любимова и других замечательных деятелей русской культуры советского времени. Статья Элизабет Такер в The Washington Post от  24 июня 1986 года так и называется "СССР заманивает обратно выдающихся политических эмигрантов". Конечно, это взгляд издалека, взгляд, не всегда четко различавший контуры происходящего, но и он интересен.

Студенты НИУ ВШЭ, участвующие в проектах "Маяковка" и "Поэтический бум 1960-х", и инициаторы этих проектов, сотрудники Лаборатории по изучению творчества Ю.П.Любимова и режиссерского театра и группа московских историков и филологов, были среди «последних» зрителей спектакля  «Меня убить хотели эти суки» по роману Ю. Домбровского "Факультет ненужных вещей" (реж. М.Левитин). В театре Эрмитаж прошел его последний показ.Название инсценировке романа, написанного в 1964 -1975, опубликованного в 1979-м в Париже и лишь в 1988-м на родине, стоившего писателю жизни, дала первая строка его стихотворения: "Меня убить хотели эти суки, / Но я принес с рабочего двора / Два новых навостренных топора... / По всем законам лагерной науки / Пришел, врубил и сел на дровосек; / Сижу, гляжу на них веселым волком: / «Ну что, прошу! Хоть прямо, хоть проселком...» / — Домбровский, — говорят, — ты ж умный человек, / Ты здесь один, а нас тут... Посмотри же! / — Не слышу, — говорю, — пожалуйста, поближе! — / Не принимают, сволочи, игры. / Стоят поодаль, финками сверкая, / И знают: это смерть сидит в дверях сарая — /  Высокая, безмолвная, худая...". Прощаясь со спектаклем, М.Левитин говорил со сцены о том, что выросло поколение, далекое от реалий советской действительности 1930-х. Будем надеяться, что это не совсем так. Студенты, пришедшие на прощание со спектаклем и только начинающие серьезно заниматься временем, когда роман "Факультет ненужных вещей создавался", идут навстречу трудной истории XX века. А такие книги, как роман Юрия Домбровского, и такие спектакли в этом помогают. А заодно дают понять, что можно сохранить человеческое достоинство в самых тяжелых ситуациях жизни, в условиях несвободы и даже пыток.  

В Доме русского Зарубежья им. Александра Солженицына  презентовано  новое издание "Смуглой леди сонетов" Юрия Домбровского. Но это не обычное переиздание известной книги писателя, нет. Наконец это вариант книги, воссозданный в полном ее объёме и включивший в себя главы, не вошедшие в издание 1969 года.
Опубликованы в книге и иллюстрации Павла Бунина, подготовленные к рассыпанному изданию 1968 года. На презентации выступили вдова Ю. О. Домбровского Клара Турумова-Домбровская, автор предисловия Вадим Перельмутер, издатель Максим Амелин, многолетний редактор "Знамени", знавшая Домбровского ещё с момента возвращения его в 1958 году в Москву Эльвина Мороз и сотрудник Проектной лаборатории по изучению творчества Ю.П.Любимова и режиссерского театра XX-XXI вв НИУ ВШЭ Татьяна Левченко.

С середины февраля 2020 года в Проектной лаборатории по изучению творчества Ю.П.Любимова (НИУ ВШЭ) стартует  два новых, связанных  между собой, проекта для студентов: "Поэтический бум 1960-х (Культурная история Оттепели в свидетельствах очевидцев)" (рук. Е.С. Абелюк) и «Маяковка» (рук. Т.В. Левченко). Из названия первого очевидно: он нацелен на изучение и сохранение свидетельств о поэтическом буме времен Оттепели. В самом деле до сих пор целенаправленно поэтический бум не рассматривался, более того, не до конца понятно, что стоит за отложившимся в коллективной памяти представлением о восторженных стадионах, слушающих поэтов. Последствия мощной волны увлечения стихами тоже не изучены подробно. Сохранение свидетельств об этом культурном феномене эпохи Оттепели - вот задача этого проекта. Второй проект позволит студентом, изучая исторический и художественный контекст конца 1950-х – начала 1960-х годов, а также  уже собранные свидетельства очевидцев поэтических чтений у памятника Владимиру Маяковскому, подготовить публичную читку поэтического спектакля. Он так и будет называться: "Маяковка". Помогать в осуществлении этих проектов студентам будут не только  их непосредственные руководители, сотрудники Проектной лаборатории по изучению творчества Ю.П.Любимова и режиссерского театра XX-XXI вв, но и московские филологи и историки, уже начавшие работу по изучению феномена поэтического бума шестидесятых. Это Г. Кузовкин; Е. Вежлян, Д. Ермольцев, М. Щукина.

Когда Театру на Таганке исполнялось 25 лет, друзья театра отвечали на вопросы анкеты. Среди прочих был такой: “Ваши первых воспоминания о «Таганке»”. Зиновий Паперный, литературовед, писатель, пародист, отроумнейший и глубокий человек, написал: «Мою первую встречу с “Таганкой” не забуду никогда. “Таганка” тогда находилась еще не на Таганке. В ЦДЛ [ЦентральномДоме литераторов в Москве] шел спектакль “Добрый человек из Сезуана”, поставленный Юрием  Любимовым с группой ребят из Щукинского училища. Будущая “Таганка” сразу начала со своего звездного часа. Казалось, был даже не шум, а гром аплодисментов. И как молния среди этого грома, носилась по сцене Зинаида Славина».Образ актрисы был выделен из числа других талантливых студентов Ю.П.Любимова неслучайно.Говоря об этом “звёздном” спектакле режиссера, критики снова и снова писали о Славиной.«В спектакль Юрия Любимова … влилось щемящее, до боли острое сострадание к трагической судьбе вот этой, не всякой, не другой, а этой самой Шен Те. Доброе, прекрасное, слабое и женственное в своей героине Славина играла с предельной искренностью самовыражения. Она лирически беззаветно отдавалась трагедии, она – вопреки всем предостережениям Брехта – совершенно сливалась со своей героиней», - писал Константин Рудницкий. И еще, он же: «Первая актриса театра Зинаида Славина – с ее пронзительным, чуть хрипловатым голосом, с ее резкой и графически четкой пластикой, с ее тоненькой фигуркой гимнастки в черных брюках или в черной юбке и с ее огненным темпераментом – вела весь спектакль на высокой ноте. Поучительную, дидактическую брехтовскую притчу о Шен Те и Шуи Та актриса восприняла и сыграла с трагедийностью душераздирающей. Это слово – душераздирающая трагедия – я хотел бы особенно сильно подчеркнуть. Душа раздиралась надвое между стремлением жить по-человечески: любить, творить добро, дать жизнь ребенку – и необходимостью ради всего этого быть жестокой, бесчеловечной.В порыве к добру, любви Славина экстатически вдохновенна. Она отдается надежде и радости с самозабвением. Вся она – словно стремительный полет к счастью. К счастью летит ее низкий, порывистый, трепетный и властный голос. Счастье обещает ее уверенная, точная, легкая, летящая пластика. Но как все меняется, когда Шен Те настигает очередная беда! Те же руки, которые только что взлетали, как крылья, свободно и широко, теперь становятся ломкими, усталыми. Гибкое тело стягивается горем в мучительный узел, валяется, обессилевшее, на полу… Голос начинает метаться, отчаянно вибрировать. Перевоплощение неизбежно, добро должно стать злом, Шен Те обязана принять облик Шуи Та. Котелок, черные очки, брюки, тросточка – вот и все, что для этого требуется. Но пластика актрисы теперь надменна, все движения сухи и резки, жесты повелительны. Голос звучит холодно и безучастно. В нем нет ни одной нотки сострадания. Таковы две – кажется, несовместимые, половинки одной души. Но высшее торжество Славиной в том и состоит, что она доказывает их взаимную связанность, их органическую и неизбежную слитность»  (К. Л. Рудницкий. Спектакли разных лет. М.: Искусство, 1974, сс. 296 – 301). Игре Славиной специально посвятил статью Вадим Гаевский. Он писал:«Славина играет, как играть не принято, как играть нельзя. Эти исступленные крики, эта взвинченная патетика, эта нещадная растрата нервной энергии возвращают нас к полулегендарным временам актеров-романтиков. Актриса “нутра” в театре на Таганке? <…> Даже брехтовскую пьесу-притчу она играет как поэтическую драму, возвращая дидактика и диалектика Брехта к далеким его экспрессионистским истокам. Это Брехт, преломленный через иной национальный темперамент, через традицию полупричитаний-полупроклятий, через Марину Цветаеву (недаром ее стихи введены в спектакль в качестве зонга); это Брехт, в которого добавлена капля женской крови, Брехт кровоточащий, – такого Брехта мы еще не знали» (В. М. Гаевский. Славина // Театр, 1967, №2, сс. 75-78). После “Доброго человека” у Зинаиды Славиной были другие роли, также прекрасные. Об одной из них – в поэтическом спектакле “Павшие и живые” Наталья Крымова писала: “Когда З. Славина читает в “Павших и живых” стихи О. Берггольц, суть не только в том, насколько точно и тонко она передает смысл этих стихов. Мне совершенно ясно, что она точно так же, как эти, поняла и пережила еще и стихи С. Гудзенко, что звучат в конце, и судьбу Э. Казакевича, о которой рассказано в середине, и вообще весь смысл, все содержание спектакля прошло через одну эту актрису. Она играет так, будто одна в ответе за спектакль. Точно так же играют все остальные» (Наталья Крымова. Павших памяти священной.// Театр, 1966, №4, сс.49 – 52).

Неповиновение - такова тема только что вышедшего журнала "Знамя" (№7, 2019). Хронику инакомыслия 1960-1980-х годов здесь представляют люди разных поколений, живущие и ушедшие, - звучат голоса В.Тендрякова, Л. Копелева, Г.Владимова, Р. Орловой, В.Шендеровича. Е. Абелюк рассказывает о цензурной истории спектакля «Берегите ваши лица», так и не вышедшего на сцену Таганки. Идет здесь речь и о концепции спектакля, причем как о видении А. Вознесенского, так и о воплощении этого видения Ю. Любимовым.

Жалуясь на огромный документооборот, с которым люди многих профессий имеют дело сегодня, мы даже не представляем себе, каким он был 30-50 лет назад. Сколько, например, бумаг заполнялось в театре. В разных жанрах. Процент бессмысленных подсчитывать не будем. Зато сколько осталось необходимых и часто до сих пор не прочитанных или недопрочитанных. Например, огромное количество стенограмм.  Только фиксирующих обсуждение спектакля “Владимир Высоцкий” в Театре на Таганке их осталось как минимум семь. Перед нами одна из них, от 15 июля 1981 г. Момент сложный: близится годовщина смерти поэта и актера, спектакль уже готов, нужно играть на публику, но, похоже, наверху разрешать его не собираются. Атмосфера обсуждения напряженная. Запись сохранила список выступавших – вот он, в том виде, в каком указан в стенограмме: Б. Ш. Окуджава – поэт, А. А. Аникст – доктор искусствоведения, профессорБ. А. Можаев – писатель, С. П. Капица – доктор физ.-мат.наук, М. П. Еремин – доктор филологических наук, К. Л. Рудницкий – доктор искусствоведения, М. И. Туровская – доктор искусствоведения, Б. А. Ахмадулина – поэт, Т. М. Бачелис – доктор искусствоведения, М. Я. Маров – доктор физ.-мат.наук, Ю. П. Любимов – гл.режиссер театра.Читая, можно прислушиваться к голосам.Сегодня послушаем Майю Туровскую. (Не забудем, что это устная спонтанная речь.)(Иногда ее голос будет перебиваться голосом Ю.П.Любимова – режиссер вступает в диалог со всеми выступающими).

"Неостановимый" - так в своих воспоминаниях Сергей Юрский назвал Юрия Любимова. Он писал о том, что Любимов не сдавался никогда - даже тогда, когда во второй раз в собственном театре пережил драму разрыва, что ударяло куда тяжелее, чем конфликты с властью. "Но он не сдался! У него опять были идеи, желания и силы", - говорил Юрский (“100 современников о Любимове. М.: 2017”).
Не сдавался и таким же неостановимым был и он сам. “Барьеры, через которые каждый день приходилось перешагивать, — это пустяк, - писал он. Заборы, в которых с трудом находили щели, чтобы идти дальше, — в конце концов, это тоже преодолимо. Но были и стены, через которые не перелезешь, о которые бились головой, возле которых садились мои товарищи, и я среди них, в утомлении и безразличии, а потом поднимались и шли обходным путем. А обходной путь длится иногда годы и годы” (Юрский С. Ю. Кто держит паузу. 2-е изд. доп. М.: Искусство, 1989). В середине 1970-х в его родном городе перед ним “окончательно закрылись двери телевидения, радио, кино, газет…” Из всех передач вырезались все куски, в которых он участвовал, все  теле- и радиопостановки с его участием отменялись. И тогда он попрощался со своим театром – с БДТ - и решил переехать в Москву. Тут были свои препятствия.