«Свалка истории»: как рождаются крылатые выражения

Вышел в свет коллективный труд школы лингвистики

В розыск объявлены старые смыслы популярных слов, их жизнь, агония, смерть и реинкарнация. Сценарий для детектива в стиле Умберто Эко — в новом лингвистическом бестселлере «Два века в двадцати словах».

Революция в гуманитарных науках? Франко Моретти именно так, немного заносчиво, пытается представить свои исследования в области digital humanities. Года не прошло с момента выхода на русском языке его «Дальнего чтения», и вот новый шанс убедиться в заманчивости таких методов изучения языка и литературы. В коллективном труде Школы лингвистики НИУ ВШЭ «Два века в двадцати словах» местом действия становится библиотека — тексты, начиная с XVIII века и до наших дней, в которых живут те или иные слова.

Невольно оглядываешься на «Имя Розы» Умберто Эко, где те же «библиотечные» перипетии. Повествование «Двух веков...» построено так, чтобы заинтриговать читателей с самой разной степенью интереса к теме, — в стиле расследования многолетних приключений самых ходовых слов: от «стиля» до «свалки». Эко был близок тот же принцип: от простого сюжета (поиска слов в тексте, а знаний — в библиотеке) постепенно опускаться на глубины экспертного знания, культурологии.

«Два века...» построены по принципу «слоеного пирога». Академизм прослаивается вкусными, терпкими кейсами словоупотребления: кого обозвал «сволочью» Грибоедов, как поэт-романтик Жуковский припечатал декабристов, как слово «классный» сбежало из школы и попало в прозу Высоцкого и как «свалка» из кровавой битвы превратилась в помойку.

Модное слово «стиль» звездой сияло в трудах Ломоносова (как «высокий штиль» изложения), мыкалось по календарям (32-е мая «по старому стилю») и, наконец, развернулось во всю ширь. Стало архитектурным стилем, оделось на подиуме в стильные модели Givenchy, вторглось в политику, промелькнуло в «Лолите» Набокова («комнаты в плюшево-тарелочном стиле»). А в итоге стало «образом жизни» и похвалой в адрес интересного человека.

С битвы — на помойку

Затертое до дыр выражение «свалка истории» ошибочно приписывали Троцкому. На самом деле идеолог мировой революции говорил о «сорной корзине истории». «Помоечное» значение появилось у слова «свалка» не сразу. В конце XVIII века «свалкой» называли давку, в 1810-х годах стало встречаться выражение «рукопашная свалка» — драка и битва. В 1880-х годах «свалка» означала еще и отработанную руду, а в 1890-х — беспорядочную груду («свалка дров»). И, наконец, на заре XX века «свалкой» стали называть кучи мусора. Это значение окончательно победило в 1950-70-е годы. В 2000-е годы «свалка истории» превратилась в публицистический штамп.

Не менее драматична история и у слова «машина»: оно совмещает почти полярные значения. Это и символ прогресса в разные времена (умный механизм: поезд, автомобиль, самолет и пр.), и обозначение аппарата подавления («государственная машина»).

Дамы уходят в кино

«ЗачОтный, суперский» — в этом значении слово «классный» стало звучать в хрущевскую оттепель. «Классное кино» мелькнуло в прозе Высоцкого во второй половине 50-х. Но приписывать ему авторство такого словоупотребления неверно. Слово «классный» в таком значении появляется еще у Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях» (1927). «Мировой», «классный сюжет» — говорит один из персонажей Ляпис. Если бы такого словоупотребления не было в разговорной речи, вряд ли бы создатели Остапа Бендера использовали его в произведении. Зато «классные дамы» и «классные сторожа» оказались на «свалке истории», ушли вместе с реалиями, как и «классные чиновники» — бюрократы определенного класса.

«Сволочь» как сообщество

«Сволочью» Василий Жуковский назвал участников декабрьского восстания 1825 года — он видел в них шайку разбойников. Слово это означало «сброд», «бунтовщиков», «чернь», «сборище» (от слова «сволакивать» в одну кучу). Это был собирательный образ, а не ругательство в адрес конкретного человека («Ну ты и сволочь!»). Пушкин назвал «сволочью» сторонников Емельяна Пугачева. Герой войны с Наполеоном Денис Давыдов окрестил тем же словом ошарашенных поражением французских солдат. Грибоедов же лестно охарактеризовал своих коллег: «Вчера обедал я со всею сволочью здешних литераторов». Уничижительно, но не очень, потому что здесь «сволочь» означает «сборище», «сообщество».

«Привет» — «пока»

Слово «пока» со временем явно возмужало. Вначале оно ходило только вместе с другими словами: «Я пойду пока», «Прощайте пока». А потом взяло и стало самостоятельным. Завершая общение, мы просто говорим: «Пока». Но этой речевой формуле угрожает новый нахрапистый конкурент: «давай». В конце телефонной беседы один из участников нередко заявляет: «Ну ладно, давай. До связи».

Как устроена книга

В каждой главе «Двух веков...» шесть уровней раскрытия темы — от простой справки о значениях слова до энциклопедической информации для искушенного лингвиста. В этом смысле книга весьма технологична: четкий канон построения позволяет оперировать ею для решения многих задач.

 

Два века в двадцати словах / Отв. ред.: М. А. Даниэль, Н. Р. Добрушина. М. : Издательский дом НИУ ВШЭ, 2016.

1.    Уровень первый — краткая хронология значений слова. Для тех, кто спешит и не интересуется обстоятельствами появления тех или иных смыслов.

2.    История слова вкратце: контекст пошире, информации побольше. Пригодится студентам к экзаменам или для курсовых.

3.    Данные словарей. Ученые цитируют «священные книги»: словари Фасмера, Ушакова, Ожегова и пр. Весьма полезно для учителей.

4.    Типичные контексты слова: здесь цитаты из Пушкина соседствуют с кусками из газетных статей. Мы наблюдаем рождение, агонию и смерть слова. Это уже материалы для историков языка — дотошных сыщиков.

5.    Продвинутый уровень: вся история слова. Изучить литературоведам для понимания реплик и характеристик героев.

6.    Соседи: однокоренные слова. Вишенка на роскошном лингвистическом торте.

На всех этих уровнях и рассмотрен «послужной список» слов и выражений. И сразу ясно, насколько различна судьба слов. «Стиль», например, оказался размыт до широчайшего круга контекстов. А слово «противный», напротив, разбил паралич. Оно утратило почти все смыслы (в том числе «противоположный») и характеризует нечто мерзкое, неприятное.

 

См. также:

Интернет добавил языку экспрессии