«Социология дружбы от Аристотеля до Деррида: старое понятие моральной философии в контексте теории социального порядка»: отчет о семинаре Logica Socialis
1. Понятие дружба, наряду с романтической любовью, относится к тем феноменам жизненного мира человека, которые плохо поддаются строгому социально-научному исследованию с его средствами формально-логического, структурного или функционального анализа. Видимо, это неизбежно в силу специфики самого предмета, связанного с принципиально неопределенными и потому плохо формализуемыми персональными отношениями диадического типа, как правило, между индивидами одного (чаще мужского) пола. При этом традиционно оно являлось предметом тематизации в других сферах жизни духа, прежде всего в литературе и искусстве, а также в моральной философии и практической этике. Поэтому обычно в дискурсе дружбы подчеркиваются этические, эстетические и психологические моменты.
2. Между тем дружба – это структурно амбивалентный феномен: являясь ярким проявлением социального на уровне интимно-личного, она как массовая культурная практика представляет безусловный интерес для социологии именно в силу своей релевантности для стабилизации общественных отношений. Уже поэтому можно говорить не только о социальных, но и о политических импликациях старого понятия этики, оказывающегося важным эвристическим ресурсом при аналитической реконструкции реальных механизмов поддержания социального порядка. Парадоксальным образом дружба традиционно исключается из сферы властных отношений и часто даже противопоставляется господству в качестве практикуемой утопии принципиального равенства между акторами (друзьями), несмотря на их фактический социальный и экономический статус.
3. Макс Вебер в своем классическом определении социологии как науки о социальном действии, направленном по смыслу на действия других акторов и ориентированных на них в своем протекании, задал когнитивную рамку и для интерпретации дружественных отношений. Ведь в рамках данной эвристики дружба представляет особо интенсивный случай реципрокности, теоретическая операционализация которого может дать познавательную прибавочную стоимость, выходящую за рамки морального-эмпатического дискурса, традиционно используемого при описании феноменов межличностной солидарности типа дружбы.
4. Являясь неформальным и принципиально не формализуемым феноменом жизненного мира, дружба как особо персонализированная форма социальных отношений без однозначно определенных ролевых обязательств уникальна именно теми характеристиками, что особенно значимы для выполнения социально-стабилизирующих функций в обществах современного типа: добровольность, долговременность, неопределенность по объему взаимных обязательств, тенденция к расширению на всю сферу жизненного мира партнера, взаимное признание в качестве «всей личности» (В дискурсе дружбы важную роль играет топос, связанный с «внутренним сходством и взаимном дополнении личностей». См.: Nötzoldt-Linden, Ursula. Freundschaft. Zur Thematisierung einer vernachlässigten soziologischen Kategorie. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1994. S. 36.).
5. Здесь можно увидеть еще один парадокс, проявляющийся при переходе с микро- на макроуровень анализа социальных взаимодействий: как самоценное и сугубо индивидуальное отношение актора с другими, свободное от прямого социального контроля, дружба является важнейшим механизмом обобществления индивидов в обществах различных типов. Это видно как по культурно обусловленным вариациям дружбы, так и по изменению представлений о функциях друга в ходе социальных изменений: несмотря на широкий набор возможностей исторически конкретной реализации данного типа отношений, социологически дружба может рассматриваться в качестве культурной универсалии, играющей важную роль для стабилизации общественных и даже политических отношений в качестве эффективного механизма поддержания межличностных лояльностей. Как прямое личное солидарное отношение неродственного типа дружба представляет собой чистый случай социального взаимодействия и может рассматриваться как уникальный объект анализа, представляющий интерес для социальной теории в целом, а не только для специальных дисциплин вроде намечающегося тренда к институционализации отдельной «социологии эмоций» (Rapsch, Alexandra . Soziologie der Freundschaft. Historische und gesellschaftliche Bedeutung von Homer bis heute. Stuttgart: Ibidem-Verlag, 2004.).
6. Тематизация дружбы имеет долгую традицию в европейской интеллектуальной истории, возникнув еще в античности. Одним из первых текстов, посвященных эксплицитному анализу феномена дружбы, видимо, является платоновский диалог «Лисий», в котором Сократ беседует со своим учеником Лисием о причинах и предпосылках возникновения дружеских отношений (213e-223b). Уже в нем родоначальником западной философской традиции проблематизируется принцип равенства партнеров как функционального условия возможности дружбы, что будет иметь продолжение в последующей истории понятия (Например, у классика социологии Фердинанда Тенниса, подчеркивавшего в дружбе момент «общности духа», возможной лишь при занятии «одинаковыми или сходными профессиями и искусствами»: Теннис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии. СПб.: Владимир Даль, 2002. С. 25-27.)
7. Аристотель посвящает проблематике дружбы (φιλία) 8-ю и 9-ю книги своей «Никомаховой этики». В рамках его учения о добродетели она выступает и как следствие, и как цель добродетельной жизни, поскольку быть добродетельным для него тождественно быть другом. В своей систематике дружбы он опирается на тот же платоновский «Лисий», при этом фокусируя внимание на социально-политических функциях межличностных отношений дружеского типа. Для него дружба представляет собой отдельный вид социальных связей, не тождественный другим формам персональной солидарности и при этом крайне необходимый для жизни в полисе.
8. В этом смысле дружеские лояльности образуют сети личных отношений, делающие возможным функционирование полисного общества: дружба между равными выполняла в нем ряд жизненно важных задач по обеспечению социально-онтологической безопасности граждан посредством выстраивания системы реципрокных обязательств, в том числе взаимной поддержки в политической сфере. (Ср.: «… даже у богачей и у тех, кто имеет должности начальников и власть государя, чрезвычайно велика потребность в друзьях. <…> Да и в бедности и в прочих несчастьях только друзья кажутся прибежищем. Друзья нужны молодым, чтобы избегать ошибок, и старикам, чтобы ухаживали за ними <…>; а в расцвете сил они нужны для прекрасных поступков…». Аристотель. Никомахова этика, 8, 1155а-1155b.) Согласно Аристотелю, дружба поддерживает целостность полисного сообщества. Более того, он утверждает что дружеские отношения являются для полиса фундаментальными и конституируют само общество: когда граждане являются друзьями, нет необходимости в правовой защите, поскольку дружба всегда означает солидарное сообщество (Ср.: «Дружественность, по-видимому, скрепляет и государства, и законодатели усердней заботятся о дружественности, чем о правосудности. <…> И когда [граждане] дружественны, они не нуждаются в правосудности, в то время как будучи правосудными, они все же нуждаются в дружественности». (там же)).
9. Все люди, по Аристотелю, нуждаются в друзьях, поскольку дружба не просто делает возможным совместную жизнь, но и в качестве важнейшей добродетели – в рамках греческих представлений о καλοκαγαθία - делает жизнь ценной и прекрасной. При этом он фиксирует базовый топос всей последующей теоретической рефлексии феномена дружбы, согласно которому подлинная дружба невозможна без надежного знания о ней, позволяющего, например, отличить настоящего друга от льстеца. Аристотелевский прагматизм в понимании этики как способа приобретения практически релевантных социальных компетенций распространяется и на дискурс дружбы: иметь друзей не просто добродетельно, - с этим тезисом согласна вся традиция моральной философии, – но дружба есть та социальная форма, делающая практически возможной саму моральную жизнь (Eichler, Klaus-Dieter. Philosophie der Freundschaft. Leipzig: Reclam, 1999. S. 9-10.).
10. Несмотря на столь высокую оценку значимости дружбы в конституировании совместной жизни людей в античности и раннем модерне, впоследствии даже в собственно морально-философских дебатах данная проблематика была вытеснена скорее на периферию, что можно объяснить доминирующим влиянием в них различных версий утилитаризма и кантианства. То же касается и современной социальной теории, более не рассматривающей дружбу в качестве модельной формы организации человеческих отношений, ценность которой обусловлена ее уникальной структурой. Между тем классики социологии, зафиксировавшие изменения форм обобществления при переходе к обществам современного типа, выделяли дружбу не просто как важный вид социальных отношений, но и как эвристически значимый феномен, что будет показано далее.
11. Фридрих Тенбрук описывает произошедшие в ходе модернизации изменения форм дружбы как следствие ослабления социальных скреп, удерживавших ранее индивида в его общественном положении, а также как результат увеличения возможностей идентификации себя с различными группами и жизненными стилями. Вследствие все большей дифференциации общественной структуры жизнь, мышление и чувства все меньше ориентируются на привычные образцы, что вынуждает индивида искать для себя новые масштабы и социальные траектории. Рост географической и социальной мобильности, расширение культурного горизонта и постоянно пересечение групповых границ создали условия возможности новых социальных связей по ту сторону сословия, соседства или профессии: современный мир становится все более цветным и гетерогенным, а действующие в нем люди все больше сталкиваются с «многообразием дифференцированных жизненных форм и способов существования» (Tenbruck, Friedrich. Freundschaft. Ein Beitrag zu einer Soziologie der persӧnlichen Beziehung // Kӧlner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie. № 16, 1964. S. 438 f.).
12. Индивиды, вынужденные самостоятельно определять контуры собственной биографии – естественно в рамках имеющегося культурного репертуара – одновременно сталкиваются с новым опытом массового одиночества внутри нового «общества индивидов» (Элиас). Дружеские отношения с такими же «заброшенными в мир» (Хайдеггер) становятся важнейшей стратегией ресоциализации атомизированных акторов путем их взаимного признания и дополнения в рамках новой модели межличностных отношений. Подобные духовные и социальные связи вновь становятся важнейшим механизмом обеспечения онтологической безопасности (Гидденс), как бы стабилизируя бытие посредством создания эмоциально и коммуникативно комфортной дружеской среды. Такого рода формы обобществления в качестве второго (а на уровне восприятия самими акторами – даже первого) онтологического уровня депроблематизируют и психологически упрощают социальное действие в рамках новых личных и групповых отношений. В этом смысле дружба как форма социальных отношений может считаться следствием процессов индивидуации, представая в качестве самоценности и добродетели (Nötzoldt-Linden, Ursula. Freundschaft. S. 52.).
13. В рамках концептов, испытавших заметное влияние идей Мишеля Фуко, дружба рассматривается как особо значимая жизненная форма, относящаяся к «эстетике существования». Здесь она означает изобретение новых видов жизни и отношений, противопоставляемых институционализированным формам, которые дискредитированы насилием и принуждением. Напротив, дружба тематизируется как социальное пространство, делающее возможным практику свободных отношений. Фуко видит в ней реальный шанс «провести диагонали в социальной ткани», подчеркивая ее экспериментальный характер, позволяющий опробовать множество различных жизненных форм. В этом смысле современные теоретические подходы к близки к изначальному пониманию феномена дружбы как «совместного и активного соотнесения себя с другим в рамках социокультурного поля, когда индивид в качестве социального жеста обращается к своему окружению (Nötzoldt-Linden, Ursula. Freundschaft. S. 81.).
14. Еще более радикально действует Жак Деррида в своем докладе 1988 и книге 1994 года, носящих название «Политика дружбы». Причем он начинает их с загадочной фразы: «О, друзья, нет никаких друзей», отсылающей к огромной традиции философских, политических и литературных текстов от Аристотеля, Монтеня, Ницше и Канта до Карла Шмитта, Батая и Бланшо. Это позволяет ему затронуть базовую проблему теории дружбы и вражды, связанную с традиционной генеалогией политического с ее парными понятиями брат/друг, друг/враг и т.д. Ожидаемо, что важным оппонентом для Деррида выступает именно Карл Шмитт, определяющий политическое через бинарную оппозицию друг-враг. Исходным здесь опять-таки является аристотелевский топос единомыслия (хомонойя) как базовый признак любого дружеского отношения, включая политическую дружбу. При этом Аристотель различает единомыслие и сходство мнений (хомодоксию), возможное даже у тех, кто не знаком друг с другом. Политическая дружба не имеет никакого отношения к совпадению взглядов на какие-то вещи, здесь скорее речь идет о принципиальном согласии между гражданами относительно того, что им нужно и как этого достичь. Именно путем преодоления традиционного схематизма понимания дружбы через происхождение или природу Деррида надеется найти ключ к новому понятию политического и демократии без равенства, понимаемого как гомогенность. Он предлагает такой перевод приписываемой Монтенем Аристотелю фразы: «Никогда нет одного единственного друга», что позволяет определить дружбу как отношение, которое конституируется каждый раз по-разному, т.е. каждая дружба отличается, позволяет проявить другие аспекты себя и содержит специфический потенциал. При этом старый парадокс разрешается благодаря тому, что ключевое для философского канона «равенство» противопоставляется здесь уникальности и сингулярности.
15. В этой «монструозной сноске к истории западной философии» он не ограничивается деконструкцией этой огромной традиции путем бесконечного обнаружения цитат в цитатах. Скорее он пытается найти следы или сигнатуру чего-то другого, помещая, казалось бы, беспроблемное понятие моральной философии в еще больший политический контекст, нагружающий его все новыми значениями. Французский философ делает это, как всегда, виртуозно, что не облегчает задачу понимания даже для подготовленного читателя его текста. В любом случае, он как бы (д)опрашивает существующие тексты о дружбе, лишая их всякого пафоса и привычности. Деррида идет на довольно рискованную проблематизацию топоса любой принадлежности к какому-то ограниченному кругу – будь то по семейной аналогии вроде братства или сущностного родства вроде идейного единомыслия. Отбрасывая исторически дискредитированную формулу «свобода, равенство, братство» он разрабатывает набросок своеобразной радикальной утопию по ту сторону старых исключений – это набросок того, как могла бы выглядеть в будущем политика дружбы, выходящая за рамки поиска себе подобного двойника того же пола, за рамки естественного или культурного родства. Он говорит в этой связи о возможности политики по ту сторону принципа братства и спрашивает о применимости к ней старого понятия «политика». Несмотря на значительные сложности реконструкции, обусловленные спецификой текстов данного автора, такого рода политизация старого философского понятия является интересной попыткой расширения нашего представления о том, чем является или может быть дружба. Разрывая традиционную привязку дружбы к связям вроде происхождения, пола или нации, Деррида освобождает политическое от ограничений семейного типа в надежде на выработку демократической политики по ту сторону фактического или метафорического родства типа братства. При этом ключевыми словами для него являются демократия, сингулярность, инаковость и способность индивида свободно вступать в ассоциации, функционирующие по принципу «братства без родства, сообщества без естественной общности» и т.д.
Применительно к существующему корпусу текстов по «политической социологии дружбы» можно выделить следующие структурные моменты:
1. Дружба есть исторически динамическая форма личных отношений, соответствующая рамочным социальным условиям и требованиям; не существует устойчивой формы дружбы.
2. Дружба представляет собой отдельный вид социальных отношений, структурно отличный от иных типов социальных связей.
3. Дружба слабо институционализирована и не локализована во времени и пространстве.
4. Содержательно дружеские отношения могут значительно отличаться по объему и степени доверительности.
5. Дружба носит принципиально добровольный характер, хотя и опирается на мощную культурную легитимацию; при этом не существует «императива дружбы».
6. Возникновение дружбы означает взаимное признание ее субъектов в качестве социально компетентных акторов.
7. Главной социальной функцией дружбы является компенсаторная: дружба как артефакт сообщества находится в амбивалентном отношении с обществом современного типа.
8. В качестве второго уровня социальной онтологии дружба обеспечивает безопасность и стабильность индивидуальным идентичностям акторов.
9. В этом смысле она выступает в качестве коррекции издержек процессов индивидуализации.
10. Дружба как способ обобществления атомизированного актора эпохи модерна обеспечивает ему ту форму социальности, что позволяет человеку формировать его идентичность .