«Сети и институты в советской литературе»: семинары проекта в 2020/2021 году
На семинаре проекта «Сети и институты в советской литературе» в 2020-2021 у.г. выступили: М.Ю. Лукин (студент НИУ ВШЭ), В.И. Орлов (независимый исследователь, Москва; умер в 2021 г.), М.Р. Балина (professor emerita Веслейянского университета Иллинойса, Блумингтон, США), Жозефина фон Цитцевиц (Кембриджский университет, Великобритания), Н.В. Плунгян (НИУ ВШЭ), М.Л. Майофис (НИУ ВШЭ, руководительница группы), Георгий Квантришвили (независимый исследователь, Самара), И.В. Кукулин (НИУ ВШЭ). Подробнее об итогах работы семинара в 2020-2021 году и отзывах студентов можно прочесть в материале Марии Майофис, а здесь предлагаем Вашему внимание резюме этих докладов.
М.Ю. Лукин в своем докладе показал, что разные типы социальных сетей, складывавшихся вокруг конкретного литератора, могут быть реконструированы на материале личного архива этого литератора (в его докладе шла речь о писательнице-фантастке и фантастоведке Ариадне Громовой). Если такой литератор был вовлечен в работу советских официальных институций (а Громова была), то при реконструкции его/ее социальных связей можно проследить, как пересекались сетевые и институциональные взаимодействия. Вовлеченность в работу легальных институтов и неофициальных сетей в ряде случаев оказывалась для таких литераторов взаимодополнительной. В своем докладе Лукин показал инфографику — схемы и диаграммы, которые позволяли увидеть, как можно сделать социокультурные процессы наглядными.
Чуть более ранняя эпоха, чем та, на которую пришелся расцвет деятельности Громовой, стала временем действия доклада В.И. Орлова. Исследователь на архивном материале проанализовал публичные и непубличные аспекты работы литературного объединения «Магистраль» в 1950-х – 1960-х годах. Орлов показал, что границы между институционализированными и неинституционализированными формами литературных собраний в этот период были очень зыбкими. Изучая клубные и студийные формы литературных собраний, нужно быть готовым проследить не только публичные, но и домашние, «теневые» элементы этих собраний и изучить их влияние на «надводную часть айсберга» — официально санкционированные формы работы советских литературных объединений.
Н.В. Плунгян рассказала о деятельности литературно-художественной группы «Маковец» и связанных с ней авторов в 1921—26 гг. Из ее доклада следовало, что 1920-е годы в СССР стали временем, когда довольно многие литераторы, художники и искусствоведы были заинтересованы в тесном сотрудничестве. Такое сотрудничество в рамках групп и дружеских компаний способствовало выстраиванию сетевых связей. Насколько можно судить, на сложение таких сетевых структур повлиял опыт «серебряного века», хотя сами участники «Маковца» говорили скорее об отталкивании от этого опыта – но на содержательном уровне (они говорили о необходимости «синтеза, а не анализа» в искусстве), а не на уровне организации сообщества. Требует дальнейшего изучения, насколько память о «Маковце» повлияла в дальнейшем на сложение сообществ в неофициальном искусстве – таких, как «Лианозовская школа».
О межвоенной эпохе – но уже о более позднем ее периоде – рассказывала и М.Р. Балина. В своем докладе она проанализировала практики работы ленинградской редакции «Детгиза» в 1930-е годы и проследила, какие сетевые связи складывались вокруг этой редакции. Ее доклад позволил задуматься о том, как вести работу с историческими кейсами «богатой памяти», то есть с такими случаями, в которых о работе существовавших в прошлом институций и сетевых отношениях вокруг них ретроспективно складывалась насыщенная и разветвленная мифология; такие случаи характерны для институций, разгромленных в ходе Большого террора или идеологических погромных кампаний и поэтому ретроспективно «канонизированных» в памяти интеллигентских сообществ. При изучении таких институций необходимо пробиваться за «завесу» мифологии с помощью анализа эмпирического материала. Результаты такой реконструкции могут сильно противоречить тому, что писали исследователи, некритически принимавшие версии современников. Балина показала, что ситуация, представленная в ретроспективном мифе как расцвет детского книгоиздания в Ленинграде середины 1930-х, на деле была скорее постепенной капитуляцией редакторов «Детгиза» перед давлением советских идеологических структур, а персонально – С.Я. Маршака перед А.М. Горьким.
М.Л. Майофис в своем докладе анализировала работу издательства «Детгиз» в 1950-х – 60-х годах – в этом смысле ее доклад отчасти подхватывал некоторые темы доклада Балиной, показывая, как в другую эпоху формировались представления о редактировании детской литературы. Доклад содержал две важные методологические новации.
1) Прежде всего, значение редакторов и в целом редакционно-издательских кадров для книгоиздательского процесса в СССР, как показала М.Л. Майофис, было исторически конкретной и менявшейся величиной. Усиление роли редакторов в литературно-издательском процессе второй половины 1950-х—1960-х годов стало прямым следствием совещания работников полиграфической промышленности, прошедшего в Москве в 1955 году. Это совещание было поддержано на максимально высоком уровне: например, на нем выступал В.М. Молотов. На этом собрании редакторов фактически обязали не только вести качественную подготовку книг, но и искать талантливых авторов и поддерживать контакты с ними, или, если пользоваться современной терминологией — создавать социальные сети вокруг редакции. Так, в книге Л.К. Чуковской «В лаборатории редактора» (1960) именно таким образом – как создание социальных сетей, объединяющих талантливых авторов и редакторов – описана работа ленинградской («маршаковской») редакции Детгиза в 1930-е годы.
2) Как показала М.Л. Майофис на материале работы «Детгиза» в послесталинский период, директор издательства К.Ф. Пискунов и его главный редактор В.Г. Коломиец не были слепыми орудиями в руках партийных руководителей – у каждого из них была своя идеологическая программа. У Коломийца (что стало заметным после прекращения выхода альманаха «Литературная Москва» и идеологических обвинений в адрес его составителей) – более консервативная, чем предполагалось в рамках «оттепельного» мэйнстрима, у Пискунова – если не более либеральная, то, во всяком случае, заметно менее консервативная, чем у Коломийца. Вряд ли причиной этих различий мог быть только тот факт, что Коломиец был секретарем партбюро «Детгиза». В целом оба эти деятеля в значительной степени определяли политику издания новых и старых книг в издательстве «Детгиз», с 1963 г. получившем название «Детская литература». Это издательство было гигантом-монополистом в сфере издания детской литературы в СССР, поэтому, если тот или иной автор не попадал/а в его «обойму», так как не отвечал/а критериям Пискунова и/или Коломийца, ему/ей было очень сложно пробиться. Этот «институциональный тромб» привел к тому, что с середины 1950-х в СССР последовательно обсуждались проекты учреждения второго детского издательства, которое в итоге и было создано – это было издательство «Детский мир», на базе которого после частичного расформирования (за излишнее «вольномыслие») в том же 1963 г. было создано издательство «Малыш»[1].
Доклад Георгия Квантришвили касался смены поколений в поэзии Самары/Куйбышева (Квантришвили использует авторский термин «Самарская Лука», имея в виду территорию города и пригородов в разные периоды истории) 1920-х—1930-х годов. Его доклад позволил лучше понять, как функционировали литературные сообщества в советских регионах; в особенности автор обращал внимание на то, как на протяжении 1920-х – 30-х годов в Куйбышеве под сильнейшим давлением государственных и партийных структур сложился культурно-психологический тип советского «регионального» поэта.
Жозефина фон Цитцевиц представила в рамках семинара свою новую книгу «The Culture of Samizdat: Literature and Underground Networks in the Late Soviet Union» (Bloomsbury Publication, 2020). В этой монографии представлен наиболее последовательный анализ позднесоветского самиздата с точки зрения теории социальных сетей. Наиболее важное для нас достижение этой монографии состоит в том, что распространение книг – в частности, самиздатское – никогда не сводится к распространению только текстов и/или идей. Ж. фон Цитцевиц проанализировала работу машинисток (это были почти исключительно женщины), перепечатывавших самиздатские тексты и рассмотрела экономические аспекты функционирования самиздата (оплата труда машинисток, продажа самиздатских книг и т.п.). Учет подобного рода материальных и экономических факторов позволяет «заземлить» изучение социальных сетей и сделать его более многомерным.
И.В. Кукулин в своем докладе проследил, как влияют отношения между литераторами разных поколений на «работу» связывающих их социальных сетей. Наиболее инновативной в его докладе была мысль о том, что межпоколенческие разрывы даже в условиях России ХХ века, в которой диалог между поколениями часто искусственно прерывался под давлением властей (об этом неоднократно писала М.О. Чудакова) могли быть менее и более радикальными и оказывали разное воздействие. Проанализировав несколько кейсов, взятых из периодов на широком историческом промежутке от 1930-х до 1990-х годов, Кукулин предположительно описал общие принципы установления межпоколенческих сетевых контактов. По его мнению, в истории русской культуры расхождения между поколениями оказываются особенно острыми в ситуациях:
1) групповых различий в биографическом опыте, воспринимаемых хотя бы одной из сторон диалога («младшими» и/или «старшими») как конститутивные;
2) и резкой трансформации структур мобильности в обществе, чаще всего обусловленной масштабными историческими сдвигами или катаклизмами.
При возникновении разрывов между поколениями межпоколенческие сетевые контакты могут устанавливаться не «сверху вниз», а «на равных» и часто с историческим опозданием. В ситуации «плавного» движения истории поколения могут сменять друг друга внутри больших эстетических парадигм, в этом случае сетевые связи опосредуются сложными «двойными рамками» преемственности и выяснения отношений, которое, однако, лишь намного позже становится предметом внимания историков – подобно тому, как только в 2020-е годы историки искусства стали изучать поколенческие дискуссии внутри московского концептуализма 1970-х – 1980-х годов.
[1] Подробнее об этом «выращивании конкурента» см., например: Майофис М.Л. Двухпартийная организация и двухпартийная литература?: Политическое воображение советских писателей и становление позднесоветской культурной парадигмы (конец 1956 – начало 1957 гг.) // Ab Imperio. 2016. № 3. С. 267—309; Виноградова О. Эстетические новации в русской короткой прозе для детей 1960-70-х годов и их роль в литературном процессе. Магистерская диссертация (не опубликована). М.: НИУ ВШЭ, 2019.