Зачем гуманитарии изучают медицину
На последних Полетаевских чтениях Института гуманитарных историко-теоретических исследований участники обсуждали взаимодействие наук о природе и наук о человеке. Почему гуманитарии заинтересовались естественными науками и какой вклад они могут внести в их изучение, рассказывает профессор ВШЭ Елена Вишленкова.
Почему естественные науки
Взаимодействие гуманитариев с не-гуманитарными науками — это общий «зонтик» для исследований нашего института в последние годы. Он позволяет отслеживать состояние исследовательского пространства в России и мире, так как сегодня это весьма популярное направление. Но поскольку всё в одну конференцию не загонишь, мы эту зонтичную тему поделили на сегменты. В прошлом году основное внимание было сосредоточено на диалоге с «точными» и «естественными» науками. В следующем — речь пойдет о научных революциях. А в 2016-м году мы сосредоточились на медицине.
Медицина как наука о человеке очень близка к социально-гуманитарной сфере, у нас один объект исследований — человек. Но при этом традиционно мы пользовались методами, близкими к искусству и культуре, а они — методами естественных и точных наук. Но сегодня наука так устроена, что мы не можем заниматься социальной или культурной историей в чистом виде, мы больше не можем быть исключительно историками или исключительно социологами. На уровне методов происходит такое переплетение, что уже нет возможности говорить о дисциплинарности и даже междисциплинарности: для каждого объекта ученый собирает свой собственный метод и свою теорию из множества, взятых из различных дисциплин. Мы создаем инструментарий, который подходит под определённый объект. И, конечно, для такой работы необходим диалог со специалистами в области истории медицины и естественных наук.
Шестые Полетаевские чтения. Заместитель директора ИГИТИ Елена Вишленкова и директор ИГИТИ Ирина Савельева.
Медикализация и патологический уклон современной культуры
Современная культура чрезвычайно медикализирована. Не имея специального образования, мы читаем эзотерические медицинские тексты, проверяем рекомендации врачей по инструкциям к препаратам, сверяем свои состояния с описаниями в интернете, напряженно следим за открытиями фармакологов и генетиков, усваиваем профессиональную лексику, а потом используем ее в сферах социальных отношений. Люди оперируют специфическими медицинскими понятиями, определяя ими мир вокруг себя.
Мы привыкли слышать о биполярном расстройстве, депрессиях, истериях, припадках. Кажется, что ментальные и психические болезни из скрываемых превратились в модные. Появился спрос на панические атаки, на нейродермит и даже диабет. Специалисты говорят о патологическом уклоне современной культуры, строящей идентичности на болезненных особенностях.
Одни сетуют о вырождающейся молодежи, другие — о жестокостях мира здоровых людей
И это резко меняет модели поведения и поколенческие отношения. В отличие от цифрового поколения молодых людей, их родители и прародители воспитывались на советских идеалах, культивировавших спорт и военизированные тела, в которых хранился «здоровый дух». Кажется, что сегодня мы живем в парадоксальной ситуации разнонаправленных установок и противоречивых представлений о норме. Одни сетуют о вырождающейся молодежи, другие — о жестокостях мира здоровых людей. В ответ на дискриминацию инвалидов и крайности медикализации возникло движение антиэйблизм. Да и о биовласти (то есть способах подавления и принуждения через телесные практики) знают уже не только философы.
Изменения испытывает не только общество, но и медицина. Она регулируется новыми культурными нормами и социальными соглашениями. Например, медленно, но всё же ломается привычная стилистика общения врачей и пациентов. Социологи и антропологи приложили немало усилий для показа подавления, принуждения и доминирования посредством медицинского языка, его терминов, латиноязычных рецептов, обстановки лечебных заведений.
Таким образом медицинские проблемы прочно вошли в круг социально-гуманитарных наук, и в свою очередь — их исследования отражаются на деятельности практикующих врачей.
Специфика исторического взгляда на медицину
Медицина ведь наука опытная и потому тесно связана с историей. Ее развитие шло через наблюдения и создание малых «историй». Например, российские лекари возили за собой написанные ими истории болезней («скорбные листы»). Участница Полетаевских чтений — Елена Бергер — когда-то опубликовала интереснейшую статью об историях болезней. Они содержали не только описания телесных недугов, но и семейные рассказы, свидетельства социальных конфликтов, детали повседневности, этнических и религиозных ритуалов. Репутация врача была тем выше, чем больше было таких историй в его личном архиве. Опытные врачи завещали эти тексты медицинским школам и госпиталям. На основе их анализа делались обобщения и шло развитие науки.
Не только гуманитарии дрейфуют в сторону точных и естественных наук, но представители последних активно овладевают арсеналом социологии, филологии и истории
Врачи всегда создавали «большую историю» медицины. Это был способ осмыслить тупиковые ветви ее развития. Сегодня история медицины является влиятельной дисциплиной. Долгое время она существовала в форме героического рассказа о великих лекарях и их открытиях. В этом же виде история медицины еще недавно преподавалась первокурсникам врачебных факультетов, дабы преисполнить их гордостью за профессию.
Но сейчас ситуация меняется. Не только гуманитарии дрейфуют в сторону точных и естественных наук, но представители последних активно овладевают арсеналом социологии, филологии и истории.
На мой взгляд, сегодня единственное заметное отличие не-медицинских историков медицины состоит в поставленных вопросах и более широких контекстах. Когда мы изучаем врачебное сословие, то нас интересует не только внутреннее развитие этой группы, но и участие в преобразованиях страны, то есть обретенная медиками способность быть экспертами — например, оценивать деятельность чиновников и целых институций сохранять здоровье жителей, добиваться изменений в законодательстве.
Последователи культурной истории изучают меняющиеся представления о здоровье и болезнях (в том числе «благородных», таких как подагра, и «постыдных», таких как венерические заболевания или эпилепсия). Также как медики, историки изучают способы диагностики и лечения, санитарные нормы разных эпох, но редко делают из своих наблюдений рассказ о научном прогрессе. Как правило, гуманитариям более интересна низовая медицинская культура, народные способы лечения, качество жизни обывателей.
Шестые Полетаевские чтения. Профессор Центральноевропейского университета (Будапешт) Карл Холл, руководитель института истории науки в Университете Любека (Германия) Корнелиус Борк и профессор университета Куин Мерри (Лондон, Великобритания) Галин Тиханов.
История обывателя, который ел, пил, болел, старел
Мы живем заведомо благополучнее, комфортнее, чище и с меньшим риском умереть молодыми, чем наши предки. С этим сюжетом был связан доклад Сергея Затравкина (РАМП) о медицинской полиции — системе государственных мероприятий по сохранению здоровья жителей. Автор живописал тяготы городской жизни европейцев XVII-XVIII веков, страдавших от нечистот, запахов, эпидемий и показал радикальные изменения в жизни горожан, осуществленных альянсом врачебной профессии и просвещенных правительств. Такой союз дал европейцам чистую питьевую воду, канализацию, столичные бульвары, освободил соборные площади от кладбищ и живодерен, а улицы от мусора и нечистот, заставил обывателей мыться, менять белье и чистить зубы.
Когда мы показываем позитивные и негативные последствия исследуемых явлений или идей, то в идеале хотим улучшить и исправить существующее положение вещей
Сейчас много пишут и говорят о биоэтике. Здесь сильно смыкаются интересы врачей-практиков и социологов. Историки же имеют возможность показать долгосрочные последствия «вброса» идей, например, расовых, когнитивных или психических детерминаций.Об этом в целом ряде своих статей и докладов рассказывает профессор Чикагского университета Марина Могильнер, приглашенный сотрудник ИГИТИ.
Большой интерес у историков к психиатрии как репрессивному механизму управления. Пока эта тема исследуется в основном на трудах психиатров и распорядительных документах. Попытки же использовать архивы клиник и специализированных институтов наталкиваются на трудности расшифровки закодированных историй болезней.
Так что «точки входа» в историю медицину у гуманитариев разные. Их вторжение довольно сильно изменило назначение и суть этой науки для медиков. Она перестает быть «вступлением в профессию» или цепочкой великих биографий. Теперь это не столько история медицины, сколько структурная часть «биоистории», в которой Человек является главным субъектом прошлого, потеснившим институты, процессы, учреждения. Это история обывателя, который страдал, болел, чувствовал, ел, пил, испражнялся, старел. Ее интересно читать всем и она дает позитивный настрой.
Что такие исследования дают обществу?
Для текущей жизни — диагностику и лечение. Только не тела, а социального сознания и воображения. Это, пожалуй, труднее и требует коллективных длительных усилий. Когда мы показываем позитивные и негативные последствия исследуемых явлений или идей, то в идеале хотим улучшить и исправить существующее положение вещей — избавить современников от социальной агрессии, побудить врачей следить за стилем общения с пациентами, увидеть в нашем отношении к разным болезням продукты исторических обстоятельств, разрушить стереотипы, обострить персональную ответственность. Наверное, поэтому медики воспринимают историков на удивление радушно и идут на сотрудничество с нами.
Вишленкова Елена Анатольевна
Заместитель директора Института гуманитарных историко-теоретических исследований имени А.В. Полетаева (ИГИТИ)