«Все языки изначально патриархальны и довольны грубы»

Интервью руководителя лаборатории лингвистической конфликтологии и современных коммуникативных практик НИУ ВШЭ, профессора Максима Кронгауза о коммуникативной агрессии, переходе интернет-конфликтов в реальную жизнь и выработке нового гендерного дискурса для сайта Летней дискуссионной школы Гайдпарк.

Автор: Татьяна Трофимова
Источник: http://summer.gaidarfund.ru/articles/2881/tab1

Сегодня интернет выглядит не очень дружелюбным с точки зрения коммуникации – такая плотная, агрессивная и конфликтная среда. Почему так?

На самом деле, здесь мы имеем дело с эффектом образца. Потому что мы не знаем, больше ли стало конфликтов — они просто стали заметнее. Раньше я только догадывался, что соседи за стенкой ссорятся. Сегодня все это перед глазами. Мы видим, как легко люди вступают в конфликт, как много разнообразных конфликтов разворачивается даже в течение дня, — это становится образцом, на который мы уже ориентируемся. То есть если мой сосед так легко вступает в конфликт, то, наверное, так принято. И мне легче самому взять это за образец, за нормальное поведение и вести себя так же. Поэтому коммуникативная агрессия нарастает как снежный ком. Я, конечно, стараюсь себя контролировать, но, тем не менее, иногда ловлю себя на том, что могу незнакомому человеку, с которым в обычной жизни я бы не вступил в открытый конфликт, если я слышу агрессивную интонация, ответить агрессивно. Так что это нарастает, происходит изменение коммуникативного поведения, и важно понимать, хорошо это или плохо и каков результат.

А каков результат? Что, собственно, дает эта эскалация?

Я все время подчеркиваю, что есть два способа разрешения и следствия коммуникативного конфликта. Первый — выпустили пар и помирились, хотя, может быть, завтра с этим же человеком мы снова столкнемся и будем ругаться уже по другому поводу. Просто такой образ жизни. По крайней мере не подрались и не застрелили друг друга. А второй — это разогрев перед настоящим конфликтом, перед дракой, перед убийством, и надо сказать, что это, видимо, не типы конфликтов, то есть один и тот же коммуникативный конфликт может пойти и по первому пути, и по второму. А вот как пускать все по первому пути, чтобы был только выпуск пара, — рецепта нет.

Когда мы в фейсбуке жарко обсуждает городские и общественные проблемы — это выпуск пара или может быть разогревом к какому-то дальнейшему действию?

Я думаю, что по-разному. Разогрев — не всегда к драке, иногда к судебному делу, иногда к прерыванию знакомства. Я вот говорил, что не склонен к открытым конфликтам, но, честно говоря, когда я слышу высказывания моих знакомых, которых при личном общении представлял себе иначе, мне с ними иногда не хочется общаться. Это не драка, но, тем не менее, некие последствия в реальной жизни. Так что я думаю, развитие в большей степени зависит от индивидуальных качеств участников, а не от каких-то характеристик самих конфликтов. Есть люди, которые с большим удовольствием участвуют в коммуникативных конфликтах, не переходя грань. Просто образ жизни — в таких спорах, дискуссиях, иногда более мирных, иногда более воинственных, и они готовы так существовать каждый день. И есть люди, которыми слово воспринимается как действие.

Если про конкретные проблемы — например, благоустройство Москвы. Есть у этого обсуждения какой-то потенциал к конструктивному действию?

Это все-таки другое. Ведь это не только про конфликт, но и про то, что социальная сеть становится прообразом общественной структуры. Дальше эти структуры реализуются и уже продолжают действовать вне сетей, например, в организации митинга. Все упростилось, и социальные сети дали прекрасный инструмент связи между людьми. Именно поэтому государство любое, в том числе российское, опасается этого и пытается установить какие-то ограничения не только в случае терроризма, но и чтобы люди не были так плотно и близко связаны. Но если мы говорим про конфликт, то он позволяет ощутить себя участником одной из сторон и дальше организоваться в полноценное сообщество, уже не только сетевое. Поэтому если мы недовольны реновацией, мы можем объединиться внутри фейсбука и дальше выйти на митинг, на разговор с Собяниным и так далее.

А не бывает такого эффекта, что через сетевую коммункацию происходит нагнетание какой-то проблемы или дискурса, которые иначе не прозвучали бы так ярко? Я имею в виду, скажем, весь этот феминистский спор.

Нет, конечно, есть комические проблемы, и иногда те же холивары строятся вокруг вопроса, что лучше — iPhone или Samsung. Ну, насколько это важная мировоззренческая проблема? Кажется, что не очень, но тем не менее. Так что некоторые конфликты действительно строятся вокруг вроде бы не очень важных и, я бы сказал, неконфликтообразующих противопоставлений. А самые конфликтные зоны — это, конечно, зона политическая, зона обсуждения войн, зона спортивная, и сейчас такой становится зона, связанная с политкорректностью, прежде всего, в гендерном смысле и в смысле сексуальной ориентации. Эта тема неизбежно должна была прийти в Россию. Она не зародилась в фейсбуке — просто фейсбук дает трибуну каждому, и многие этим пользуются, поэтому мы можем все эти мнения увидеть, услышать и почитать. Но, собственно, проблема эта — общемировая, и мы видим, как мир разделяется по отношению к феминизму, к приятию-неприятию различных сексуальных ориентаций, к языку разговора о них. Меня в большей степени интересует язык разговора, и в русский язык правка традиционного способа говорения об этом, замена определенных слов другими пришла сравнительно недавно. Буквально в последние два-три года. Это интересные процессы, и способы внедрения этой правки очень интересны. Вот мне кажется, что те способы, которые использовал, скажем, традиционный феминизм в XX веке в Америке и в Европе, в нашем сегодняшнем обществе и в русском языке — и скорее в обществе, чем в языке — не очень работают. Потому что большая часть общества абсолютно не приемлет это, и сам метод продавливания правки работает плохо.

Так мы же одновременно, в том числе в ходе всех фейсбучных споров, выяснили, что у нас в принципе нет языка для того, чтобы говорить о таких явлениях.

Ну, его не было нигде, и в английском его не было. Он появляется. Все языки изначально патриархальны и довольно грубы по отношению к женщине. Я подробно анализировал слова и глаголы, обозначающие половой акт. В литературном языке их почти нет, зато в жаргонах и просторечии — огромное количество. И почти все они унизительны по отношению к женщине, то есть женщина рассматривается либо как объект насилия, либо как нечто физическое. И уж точно там не представлено равенство, потому что субъект — почти всегда мужчина, и это он что-то делает. Это очень важный показатель. Русский язык просто находится в начале этого пути, и в нем неизбежно будут возникать новые глаголы, которые будут уже учитывать общие интересы. Очень интересно, кстати, как сейчас в языковом отношении происходит уравнивание женщин и мужчин. Например, некоторые специфические мужские глаголы начинают употреблять от первого лица женщины. Поэтому русский язык тут не является уникальным.

Выходит, что интернет-коммуникация — это очень удобная область для выработки этого языка? Хотя бы потому, что письменная.

Да. Но интернет-коммуникация удобна еще вот чем. В интернете все происходит очень быстро, и если обычно нам, а вместе с нами и языку, нужно долгое время на раскачку, то в интернете все процессы резко убыстряются. И если мы постоянно обсуждаем эти проблемы, а язык обсуждается в интернете все время, то это способствует выработке слов в более быстром темпе и позволяет пройти этот путь быстрее.

Есть еще какие-то особенности интернет-коммуникации, с точки зрения языка?

Есть две основных особенности, из которых вытекает много частных. Собственно, это скорость распространения информации и охват. Охват огромный, и скорость тоже огромная. У этого есть много следствий, в частности, если мы говорим о словах, то возникает очень важный эффект, который раньше в языке был, но не значил так много, — эффект моды. Моды на некое слово или выражение. Собственно, мемы в разной форме были всегда — крылатые слова, цитаты, — но никогда не было такой важности этого явления. Причем мода на интернет-мемы может длиться один день, но каждый день появляются новые словечки, и кто-то за этим следит.

Есть мнение, что диалог равных людей — это всегда конфликт, и отчасти с этим связана агрессия интернет-коммуникации.

Ну, не знаю. Мне это странно. Почему диалог двух влюбленных есть конфликт? Пока они не поссорились, не конфликт. Вот когда начнут — а они начнут неизбежно, — тогда да. Но, вообще говоря, конфликт — очень продуктивная вещь. И, используя слово «конфликт», я никогда не вкладываю в него отрицательную оценку. Потому что это — позиционирование себя, это — способ войти в некоторое сообщество, это — способ взаимодействия. И это — способ некоторого изменения. Конфликт может быть чрезвычайно полезен и продуцировать движение вперед.