Сталин и дети: как советский диктатор приобрел репутацию генералиссимуса литературы

В журнале «Логос» вышла статья заместителя руководителя школы филологии Михаила Павловца «Апология сталинизма в постсоветских учебниках литературы». Научно-образовательная редакция портала «IQ» подготовила интервью с автором.

Фигура Иосифа Сталина предельно мифологизирована, ему приписывают самые разные качества и поступки. В числе прочего советского вождя часто воспринимают как демиурга всего культурного процесса. Парадоксально, но такое представление сохранилось и усугубилось в некоторых постсоветских учебниках литературы, на которых выросло не одно поколение московских школьников. В них сталинские оценки литературных произведений преподносились как критерий значимости самих писателей, а диктатор превращался заботливого литературного рефери. Каковы истоки такого восприятия и как происходило оправдание Сталина в школьных пособиях, IQ рассказал заместитель руководителя школы филологии НИУ ВШЭ Михаил Павловец. В философско-литературном журнале «Логос» вышла его статья «Апология сталинизма в постсоветских учебниках литературы».

Михаил Павловец,
заместитель руководителя Школы филологии НИУ ВШЭ

С чем была связана «сталинизация» курса русской литературы ХХ века, которую можно было наблюдать в некоторых школьных учебниках в 1990-е – 2000-е годы?

– Речь в моей статье идет не обо всем школьном курсе литературы, но только о выпускном классе, не обо всех школьных учебниках – а о двух, где одним из авторов выступает видный деятель «национал-патриотического движения», сотрудник известного в позднесоветское время своим консерватизмом журнала «Молодая гвардия» Виктор Чалмаев. Другое дело, что оба учебника – из разряда многотиражных. Причем эта многотиражность (а речь в одном случае идет о миллионных тиражах) во многом поддерживалась и тем, что они изданы крупными издательствами, и тем, что они долгое время имели гриф «Московский учебник» и бесплатно распространялись по крайней мере в московских школах, имитируя альтернативу, – тогда как прочие, действительно альтернативные учебники школам предлагалось покупать за свои деньги. То есть можно предположить существование определенного  административного ресурса, который использовался для продвижения идеологической линии, проводимой в упомянутых изданиях.  

Что же касается образа Сталина, то, когда я несколько лет назад решил познакомиться повнимательнее со всеми существовавшими в то время линейками учебников по литературе, я обратил внимание, что в двух из них почему-то постоянно педалируется тема Сталина и его заслуг как перед нашим государством в целом, так и перед культурой, а особенно литературой. Углубившись в вопрос, я обнаружил, что в основном апология Сталина встречается в главах, написанных одним и тем же человеком – как раз Виктором Чалмаевым.

Под пером Чалмаева образ вождя приобретал черты ведущего модератора литературного процесса в СССР: именно его оценки значимости или незначимости той или иной фигуры подавались как окончательные – и значимые для нашего времени. Именно Сталин  оказывался заступником за несправедливо угнетаемых писателей (Булгакова, Шолохова) – и гонителем тех, кто на самом деле таковым не являлся (разного рода авангардистов) или «серьезно провинился » перед своей страной (например, Зощенко). 

У Михаила Вайскопфа есть интересная книга – «Писатель Сталин», в которой он изучает фигуру вождя и его политику через стиль его письма, отражающий сам характер личности и природу мышления «отца народов». Но в школьных учебниках берется еще более высокий градус:  Сталин становится генеральным менеджером, стоящим над большим коллективом «инженеров человеческих душ», им самим собранным и окормляемым! Причем в изображении Виктора Чалмаева – фигурой по большей частью положительной, если не идеализированной и мифологизированной. Мне было интересно разобраться с истоками – и со следствиями такого подхода.  

Откуда в постсоветском литературоведении появился такой подход к трактовке образа Сталина?

– Мне видится в этом подходе квинтэссенция никогда не прерывавшейся традиции позднесоветского консерватизма той самой «русской партии», которую описал в своей известной книге Николай Митрохин (Николай Митрохин. Русская партия: Движение русских националистов в СССР. 1953-1985 годы. М.: НЛО, 2003). К этой «партии» принадлежал и Чалмаев, и ряд других авторов рассматриваемых мною учебников, а также, по-видимому, те их высокие покровители в министерских структурах, которые поддерживали учебные издания с «национально-патриотическим» направлением и в 1990-е, и в 2000-е годы.

Так что нынешний «консервативный разворот» в культурной политике нашей страны – во многом подготовлен  той культурной работой, которую незримо проводили адепты «особого пути России» все эти годы.

Другое дело – нужно понимать, что учебники по литературе, особенно в старших классах, вряд ли кем-то читаются. Современный читающий школьник предпочтет учебнику художественную книгу, а не читающий – шпаргалку или готовое сочинение, поэтому учебники вряд ли оказывают какое-то серьезное влияние на умы подрастающего поколения.

Когда читаешь эти издания, не оставляет ощущение, что их авторы видят перед собой не юных читателей, но своих ровесников-единомышленников, которым они постоянно подмигивают, намекают на какие-то понятные только посвященным вещи (особенно в своих антисемитских или антиинтеллигентских пассажах, которых там немало), продолжают споры, которые велись в начале 1970-х годов в редакциях «Молодой гвардии» или в зале ЦДЛ на исторической дискуссии «Классика и мы» 1977 года (на ней «пламенными реакционерами» был дан первый открытый бой советскому либерализму). Думаю, таких единомышленников авторы видят прежде всего в учителях-словесниках, средний возраст которых, к сожалению, сегодня приблизился к пенсионному и среди которых немало людей весьма консервативно-охранительных взглядов. 

Как трактуется вмешательство Сталина в судьбу Булгакова (защита «белогвардейской» пьесы «Дни Турбиных», звонок вождя драматургу в 1930 году – Булгакову было рекомендовано обратиться с просьбой зачислить его во МХАТ, где в итоге писатель проработал до 1936 года), звонок Пастернаку насчет мастерства Мандельштама (вопрос Сталина: «Но ведь он же мастер, мастер?»), «защита» Шолохова и другие резонансные поступки «куратора» литературы?

– Такое вмешательство трактуется практически однозначно – Сталин защищал лучших своих писателей от «леваков», носящих в основном «чужеродные» фамилии, от «троцкистов» и «Авербахов» [Леопольд Авербах – влиятельный литературный критик, автор негативных отзывов о работах Булгакова, - IQ], так как умел отличить подлинный, созидательный талант от разрушительного для национальной культуры.

В такой интерпретации и Мандельштама Сталин не думал губить – тот сам пытался погубить себя «эпиграммой» «Мы живем, под собою не чуя страны…»,  да и расстрелян не был – умер в лагере. Поэтому есть довольно простой критерий различения «национального»  и «антинационального» писателя – был он или не был репрессирован Сталиным (и исключения только подтверждают правила).

Сталин в таких версиях считается единоличным «создателем»  соцреализма? Максим Горький с его знаменитой формулировкой этого направления, произнесенной на I Всесоюзном съезде советских писателей в 1943 году, остался не у дел?

– Строго говоря, сам термин «социалистический реализм» был подслушан председателем Оргкомитета Союза писателей СССР Иваном Гронским на дискуссиях московских писателей, обсуждавших будущий «единый метод советской литературы», после чего был им преподнесен Сталину по принципу «в кабинет начальника идешь со своими мыслями – из кабинета выходишь с мыслями начальника» [термин «социалистический реализм» был предложен Гронским в «Литературной газете» в 1932 году].

Роль Сталина как она дана в учебниках – это не роль сочинителя, это роль модератора, топ-менеджера, который не столько мыслит и сочиняет, сколько «управляет теченьем мысли, и только потому страной» – как сказал Пастернак о Ленине. Сталин – вождь, а не просто «писатель», и потому ему принадлежат все слова советской литературы, а не только избранные афоризмы и идеи.  

Связан ли довольно высокий уровень одобрения фигуры Сталина в современном обществе с  тем, что сегодняшние тридцатилетние учились по таким учебникам, о которых речь?

– Нет, конечно. Я уже сказал, что давно уже почти никто по учебникам литературы не учится.

Другое дело, сейчас Минобрнаукой в очередной раз затевается радикальное сокращение числа учебников – пусть не до «единого» (его протащить не удалось), но до двух-трех по каждому предмету, не больше. Понятно, что это далеко не только коммерческая история (хотя фактическая монополия на издание «единых» двух-трех учебников наверняка принесет конкретным издательствам баснословные барыши: у нас огромная страна, а по закону все должны быть снабжены учебниками, неважно, используются они по назначению или нет). Просвещенному сообществу стоит внимательнее присмотреться к содержанию этих учебников как по истории с географией и обществознанием, так и по литературе. Есть основания опасаться, что рассмотренная мною линия будет проведена в них с прежним простодушием – благо что общество до сих пор довольно спокойно относилось к гальванизации сталинизма в нашей общественной и культурной жизни. Для детей прямой опасности от этого не будет, по крайней мере, в случае литературы, но вот суть нынешних изменений в образовании может высветиться более наглядно.
IQ