Книга «Архитектура Сибири XVІІІ века» преподавателя Школы исторических наук Льва Карлосовича Масиеля Санчеса

Поздравляем преподавателя ОП «История искусств» и ОП «ИХКРИ» Льва Карлосовича Масиеля Санчеса с выходом в издательстве «Юрайт» учебного пособия о проблемах региональной архитектуры Сибири XVІІІ века. В книге на основе натурных и архивных исследований, проведенных автором, впервые подробно анализируется феномен сложения региональных архитектурных школ в Сибири. В своём интервью студентам магистратуры ИХКРИ автор рассказал о том, как проходила работа над исследованием.

Лев Карлосович, откуда выросла тема региональной архитектуры Сибири?

Тема эта была близка мне эстетически: величественные корабли белоснежных храмов, плывущие над морем деревянной застройки. А когда я решил заниматься архитектурой и попал в Государственный Институт Искусствознания, то работавший в то время директором Алексей Ильич Комеч сказал, что готовятся к публикации тома новой «Истории русского искусства» и им нужны специалисты.  И меня познакомили с моим будущим руководителем, Владимиром Ивановичем Плужниковым, который предложил на выбор три проблемы: белый камень в архитектуре XVIII века, барокко в Воронежском регионе и европейские формы в архитектуре Сибири. Я решил, что в Сибирь больше никогда не съезжу, если ее не выберу, а ездить мне и тогда очень нравилось. В результате, из сохранившихся 120 памятников мне удалось посмотреть около 80. 

Насколько изучена данная тема?

К сожалению, никаких общих работ на эту тему нет.  Если говорить о вопросе формирования провинциальных школ, то сейчас я с уверенностью могу сказать, что истоки можно уже проследить со второй половины XVІІ века, а не с XVІІІ, как считалось ранее. Ярославская школа формируется в 50-е гг. XVII века, с 80-х годов уже проявляются региональные особенности в архитектуре Урала, Суздаля и отчасти Поволжья. Архитектурных школ становится много. Однако, если говорить о Сибири, то тут процессы начинаются именно в XVIII веке, т.к. про деревянное церковное зодчество в Сибири мы знаем слишком мало, чтобы делать обобщения. Только деревянные памятники Иркутской области более-менее зафиксированы в дореволюционных публикациях и проанализированы в уникальной по своей полноте (более 600 деревянных и каменных памятников) и качеству, современной работе Ирины Васильевны Калининой «Православные храмы Иркутской епархии». Больше работ такого уровня по России нет. Есть неплохие публикации по Екатеринбургу и Вологде, но они охватывают один город, а не целый регион.

В русской истории искусства до сих пор принято считать, что роль центров художественной жизни играли Москва и Петербург, тогда как остальные города лишь улавливали импульсы и копировали столичные образцы. Правомерен ли такой взгляд сегодня?

Нет, это неверная и устаревшая точка зрения. В XVIII веке очень во многих регионах существовала самостоятельная архитектурная традиция. Своей самобытностью и выразительностью региональная архитектура интереснее, чем провинциальная, для которой более типично буквальное подражание. В своей книге я предпринял попытку разделить провинциальное и региональное искусство. Провинциальное — то, что подражает столице и действительно живет тем, что улавливает ее импульсы. Региональное же развивает свои собственные вкусы, беря лишь отдельные элементы столичного искусства и инкорпорируя их в местную традицию, не меняя ее сути. Когда после 1770-х  появляются должности губернских архитекторов и архитектурное проектирование распространяется за пределы столиц, вся архитектура действительно становится провинциальной. Но этот процесс растягивался в зависимости от региона в среднем до 1820-х гг., а иногда и еще позже. 

Можно ли говорить о том, что в контексте русской архитектуры сибирское зодчество выделяется в отдельную архитектурную школу?

Боюсь, что так всё-таки говорить нельзя, и в своей работе я как раз спорю с этой точкой зрения.  На тот момент, когда я начинал изучение сибирской архитектуры, в истории архитектуры существовала концепция «сибирского барокко» как единой архитектурной школы. Более того, исследователи неправомерно видели в этой архитектуре даже проявление восточного влияния. На самом деле, барокко приходит в Сибирь только в 1760-е гг., а пока в Сибири была общность на основе нарышкинского стиля, ее архитектура мало отличалась от Москвы, откуда едут мастера и артели. Сибирь очень большая, но не монолитная. Когда сформировалась местная школа, она тут же стала региональной.  В целом, можно выделить три центра — Тобольск, Енисейск и Иркутск, вокруг которых формируются свои традиции.

Ваша область исследования предполагает большое количество путешествий по России и миру. Появились ли сейчас новые возможности для исследователей, например, тревел-гранты или фонды, финансирующие экспедиции?

В России гранты и фонды получили новое развитие, однако грантов и поддержки, связанных с историей архитектуры напрямую, в России практически нет. С этой сферой все довольно сложно, ей тяжело заниматься. Поскольку архитектура обычно не воспринимается частью  художественного рынка в такой же степени как, например, живопись  или декоративно-прикладное искусство,  то и специалисты мало востребованы. Кроме того, наша Охрана памятников в целом находится в униженном состоянии — масса примеров, когда мнение экспертов не принимается в расчет, если оно противоречит интересам безграмотного инвестора. 

Как Вы считаете, помимо научного изучения, лежит ли на исследователе ответственность так же и за судьбу памятника?

Я считаю, что полезно публиковать результаты своих работ, но никакой ответственности за памятник исследователь, конечно же, не несет. Часто бывает, что приезжаешь в регионы, и слышишь: «А мы думали, вы приехали, чтобы нам помочь». Исследователь почти всегда свои деньги вкладывает в работу, это и есть его огромный вклад в культуру, его общественное дело. Публикации, в том числе в интернете, это самая прямая помощь — ведь физическая помощь часто невозможна, увы. Ситуация с публикацией провинциальной архитектуры сильно улучшилась, существует два огромных интернет-портала, основателям которых можно только аплодировать — это sobory.ru и temples.ru. Но тут возникает этический вопрос. Священники просят никогда и нигде не публиковать интерьеры, ибо государство не спешит  обеспечивать безопасность сельских церквей, а любая публикация может послужить причиной для очередного визита грабителей. Поэтому собранный фотоматериал мы используем, прежде всего, для научной работы. 

Получается, изучение и сохранение в России — это две области, которые никак не пересекаются?

Сохранение требует сознательных усилий общества. Обычно в бедных селах, даже если и есть это сознание, нет никаких средств на возрождение храма или иной старинной постройки. Но если какие-то средства и находятся, начинается другая беда — дешевый ремонт, искажающий исторический облик памятника. Путь между этими Сциллой и Харибдой труден и долог. Многое может быть утрачено за это время — и потому так важно хотя бы подробно фиксировать и сохранять информацию о том, что было. И поэтому одна из задач исследователя архитектуры в России — привлечь внимание к гибнущему объекту. Поднимать шум нужно, это бывает полезно. 

Какое место занимает исследование провинциального искусства и архитектуры в международной практике? Можно ли сказать, что проблема регионального искусства на Западе сейчас актуальна?

У меня возникло впечатление, что сюжет с провинциальным и региональным искусством XVIII века не в мэйнстриме. Аналоги Сводов памятников уже изданы в Италии, Франции, Испании, Германии. Теперь нужно выходить на новый уровень обобщения и интерпретации, но занимаются этим мало. На фоне выборов Дональда Трампа или Brexit повестка региональной архитектуры несколько теряется. Все-таки провинциальная история — это история медленного усвоения и бесконфликтности, а не драматических событий.

Масиель Санчес, Л. К.   Архитектура сибири XVIII века : учебное пособие для академического бакалавриата / Л. К. Масиель Санчес. — М. : Издательство Юрайт, 2017. — 244 с. — (Серия : Бакалавр и магистр. Модуль.). — ISBN 978-5-534-04713-4.