Волонтерство и церковь: подчинение или сотрудничество?

Каковы основные подходы к организации волонтерской деятельности в рамках социального служения и диаконических практик современного православия? Об этом шла речь в докладе доцента школы философии Бориса Кнорре на очередном научном семинаре Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора (ЦИГОиНС) НИУ ВШЭ.

Семинар Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора (ЦИГОиНС) НИУ ВШЭ проходил 30 января под руководством первого проректора НИУ ВШЭ, научного руководителя ЦИГО и НС профессора Льва Якобсона. 

Докладчик, доцент факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, кандидат философских наук Борис Кнорре сфокусировал внимание аудитории на главных типах религиозных волонтерских объединений, благотворительных организаций и головных церковных структур, активно привлекающих добровольцев к своей деятельности. Также было отмечено наличие в самой Русской православной церкви процесса институционализации и аналитического осмысления социального служения.

Анализируя механизмы привлечения волонтеров и особенности их мотивации, Борис Кнорре выделяет (с определенной степенью условности) две основные модели организации православных сообществ и социальных групп: авторитарно-мистическую и социально-открытую. Появление последней модели показывает динамику изменения религиозности и социокультурных приоритетов в современном православии. Анализ основан на эмпирических данных, полученных в ходе интервью с приходскими священниками и организаторами церковных диаконических инициатив на протяжении ряда лет.

Помощь разная нужна

Поскольку привлечение волонтеров в социальную деятельность Русской православной церкви преимущественно связано с развитием социального служения в церкви, то докладчик напомнил об основных шагах церковного руководства, направленных 7–8 лет назад на то, чтобы сделать православное социальное служение более системным, всеохватывающим и неотъемлемым от церковно-приходской жизни. Он также обратил отдельное внимание на то, что Отделом по церковной благотворительности и социальному служению Русской православной церкви (далее ОЦБСС) была сформирована специальная База данных социального служения, которая стала осуществлять мониторинг православного социального служения по епархиям. База частично охватывает даже некоторые церковные социальные службы, организованные в зарубежных епархиях, но основный массив данных (95%) относится к России. 

Докладчик привел таблицу, составленную на основе Базы данных, где были приведены различные виды помощи, оказываемые церковными социальными центрами и службами. Такая помощь на сегодня достаточно различна: она может быть медицинской, реабилитационной, социальной, психологической, консультационной, духовной, но не менее половины видов помощи, оказываемой церковными социальными службами, направлена на удовлетворение минимальных материальных нужд и восполнение недостатка благосостояния у социально уязвимых категорий населения. Например, в раздаче вещевой помощи задействовано 1018 организаций, а в снабжении продуктами — 967. В осуществлении видов этой помощи преимущественно задействованы волонтеры. Кроме того, волонтеры есть и в центрах, которые снабжают людей одеждой, медикаментами, продуктами питания и способствуют восполнению недостающих для их жизни ресурсов (это также помощь в организации ночлега, в покупке билетов до места проживания для людей, попавших в бедственные ситуации, помощь на дому, включая ремонт и благоустройство жилища, транспортная помощь). 

В общей сложности сегодня в российских епархиях социальную помощь оказывают 4302 церковных социальных служб и организаций, более 90% из них организованы при храмах и монастырях. Организаторы церковного социального служения, накопившие соответствующий опыт, издают специальные пособия по долговременной реабилитации категорий социально-исключенных граждан.

Среди слабостей данного процесса систематизации, по мнению докладчика, невозможность администрировать всевозможные социальные службы, так как они возникают иногда спонтанно, по велению сердца энтузиастов, и соответственно помощь ближнему не может до конца быть встроена в какую-либо централизованную и регулируемую систему. Как отмечается в исследовании Забаева И.В., Орешиной Д.А., Пруцковой Е.В. «Специфика социальной работы на приходах Русской православной церкви: проблема коцептуализации», неформальная, непрофессиональная социальная деятельность «плохо поддается фиксации и презентации в отчетных документах», соответственно «церковная социальная жизнь может получить перекос в сторону видов деятельности, которые укладываются в рамки формальной отчетности. Как следствие, наиболее простой, продуктивный и, по-видимому, наиболее окупаемый уровень неспециализированной социальной работы может оказаться недооцененным и некультивируемым на приходах».

Теме не менее, как считает докладчик, у РПЦ есть на этом поприще определенные успехи. Церковно-социальная деятельность стала более систематичной, можно говорить об ее институционализации и о широком волонтерском участии в социальном служении.

Добровольцы в православной диаконии: побуждаемое волонтерство и монашески ориентированные правила

По мнению Бориса Кнорре, волонтерство неотъемлемо от социального служения, потому что социальная деятельность церкви в той или иной степени подразумевает момент жертвенности, благотворительности. Даже те сотрудники социальных центров, которые получают плату за свою работу, все равно в какой-то степени могут выступать в качестве волонтеров, так как эта плата обычно ниже той, которая положена в соответствующих светских организациях. Но в целом деятельность церковных социальных центров основывается на труде энтузиастов, помогающим страдающим людям абсолютно бесплатно.       

Кнорре отмечает, что за годы исследования этой темы ему приходилось сталкиваться с разным отношением к понятию волонтерства в церкви. Встречается даже и негативное отношение к слову доброволец. Свое отношение стоящие на такой позиции объясняют тем, что в целом служение к ближнему в христианстве не может быть предметом личного произвольного выбора, а должно определяться своеобразной этикой долга,памятуя, что помощь ближнему — долг христианина, и никто не имеет права от этого долга уклоняться.

Кроме того, докладчик отметил, что есть церковные социальные центры, как приходские, так и монастырские, где священники-руководители настаивают на том, что не только решение служить ближнему, но и выбор самого вида социального служения должен определяться священником, а не волонтером. Священник предлагает выполнять то или иное служение в качестве послушания. А энтузиаст, сам пришедший с инициативой проявить себя в конкретной диаконической практике, может соприкоснуться с недоверием или даже с некоторым сомнением со стороны священника. Последний может предложить потенциальному добровольцу взяться за совершенно другой род деятельности, чем он хотел бы предложить.   

Примеры, когда человеку предлагают помогать не по собственной прихоти, но и в силу определенных ценностей, внутренней культуры организаций, этической заданности, на самом деле встраиваются в более широкое явление — «побуждаемое волонтерство»

Докладчик привел в виде примеров интервью, полученные во время исследования темы в 2015–2017 гг.  Среди показательных примеров недоверчивого отношения к волонтерству оказалась ситуация, рассказанная монахиней, работающей в одном из социальных церковных центров г. Калуги, которая была переведена туда вопреки своей воле из захолустного сельского монастыря. Она рассказала, что оказывала различную помощь одиноким старикам, живущим рядом с этим монастырем, но инокиню в какой-то момент решили против ее воли перевести в крупный городской центр (на церковном языке — дали специальное «послушание»). Поначалу это повергло ее в шок, однако в какой-то момент инокиня не только почувствовала себя естественно на новом месте, но и убедилась, что при приоритет нужно отдавать «не тому делу, к которому лежит душа, а тому, на которое тебя благословят, и исполнять последнее в качестве послушания». 

Как сказал докладчик, данная позиция не исключена, однако, и для мирян. Так, например, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископ Пантелеимон (Штатов) в бытность еще будучи «белым» священником по имени о. Аркадий, обращаясь к сестрам милосердия из Свято-Дмитриевского сестричества, высказывал точку зрения, что дела милосердия должны быть лишены примеси личных страстей, например, «страсти к новизнам».Он отмечал,что люди, которые стремятся помогать на порыве, следуя лишь своим собственным душевным импульсам, неизбежно охладевают, когда человек сталкивается с реальностью, а не с той картиной, которую он себе представлял.

В своих встречах и публикациях, посвященных синдрому выгорания, который встречается у «сестер милосердия», Шатов отмечал, что потерю воодушевления, энтузиазма нужно воспринимать даже как необходимый и в чем-то нормативный этап на духовном пути человека, так как оно помогает преодолевать грех и страстную природу человека. О. Аркадий подчеркивал значение «послушания» и «благословения», говоря о том, что «очень важно научиться такому послушанию, чтобы делать не по-своему, не по своему желанию, а делать так, как тебя благословят».

При этом заметим, что именно Шатову, несмотря на многие психологические проблемы, возникавшие у его подопечных, удалось создать совершенно уникальную и очень действенную комплексную службу социального служения «Милосердие», допускающую сегодня разноплановый опыт организации социального служения при активном привлечении волонтеров.

Борис Кнорре считает все же, что эти примеры наглядно характеризуют парадигму, которую можно назвать авторитарно-мистической. Она позволяет объяснить те авторитарные принципы, которые свойственны отдельным церковным общинам при организации оказания социальной помощи и базируются на монашески понятых принципах послушания и отречения от своей воли. По мнению докладчика, принципы, проиллюстрированные им, разумеется, не воспроизводят в полной монашескую аскетическую модель, а лишь демонстрируют культурные установки, вытекающие из монашеского опыта и получившие свою локальную рецепцию в русской церковной традиции в частности.

Нужно признать, что в своей оценке авторитарно-мистической модели организации волонтерских групп докладчик не был однозначен. Он привел в качестве аргумента «Pro» исследование западных ученых Агаты Ладиковской и Детелины Точевой «Women teachers of religion in Russia: gendered authority in the Orthodox Church» («Женские религиозные наставники в России: гендерная власть в православной церкви»), опубликованной в Archives de Sciences Sociales des Religions, 162, 2013, рр. 55–74. По его словам, исследовательницы убедительно показывают, что традиционные для патриархальных иерархически-выстроенных культур принципы послушания, покорности, жесткой авторитарной субординации и контроля со стороны священнослужителей не всегда работают однозначно на ограничение человеческой самореализации. Авторы приводят в пример православных учителей-женщин, получающих благодаря благословения священнослужителей «новое дыхание» в своей профессии. Принимая систему церковного этоса, в том числе в форме той самой авторитарно-мистической парадигмы, они ничуть не чувствуют какого-либо подавления или дискриминации, а напротив, в лице благословляющих их священников ощущают в себе дополнительную силу, empowerment в плане отстаивания своих идейных и профессиональных принципов в светском образовании и даже в академической науке.

Свою оценку представленной модели дал ведущий семинара, первый проректор НИУ ВШЭ, научный руководитель Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора НИУ ВШЭ Лев Якобсон. Он отметил, что приведенные примеры, когда человеку предлагают помогать не по собственной прихоти, но и в силу определенных ценностей, внутренней культуры организаций, этической заданности, на самом деле встраиваются в более широкое явление — «побуждаемое волонтерство». Он отметил, что «побуждаемое волонтерство» существует не только в церкви. Например, можно провести параллели с волонтерством в учебных заведениях. По его словам, советская практика дает яркие образцы побуждаемого добровольчества, причем те, кто жил в то время, понимают, что это было настоящее добровольчество. Здесь есть, что изучать, и это интересно.

Мысль Льва Якобсона поддержала аналитик Центра фундаментальных исследований НИУ ВШЭ Дарья Дубовка. Она привела в пример в качестве образца побуждаемого волонтерства деятельность добровольцев из Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПиК), действующего в последние 25 лет советской власти. По ее мнению, некоторые принципы, которыми руководствовались добровольцы ВООПиК, сходны с принципами, озвученными докладчиком.

Пример Свято-Дмитриевского сестричества, который привел в своем выступлении докладчик, однако, вызвал на семинаре дискуссию. Главный редактор интернет-портала «Милосердие.ру» Юлия Данилова высказалась за то, что сестер милосердия из Свято-Димитриевского сестричества не очень правомерно относить к волонтерам, так как это совершенно особая категория, с совершенно особенным типом поведения. «Если их отнести к волонтерам, то тогда это очень специфическая категория волонтеров, приближенная к монашескому служению». Как выяснилось, сестры милосердия даже дают особые обеты. По словам Даниловой, деятельность сестричества заслуживает более подробного научного изучения.

В сфере церковного социального служения сегодня определенно налицо гораздо бОльшая разность подходов к организации деятельности добровольцев, чем раньше

Выступивший на семинаре руководитель добровольческого движения «Даниловцы» Юрий Белановский (Движение было создано 8,5 лет назад как один из проектов Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи при Даниловом монастыре) отметил, что во время его многочисленных поездок в российские регионы, которые он совершает с целью обмена опытом, его очень часто просят помочь в организации волонтерских групп именно по модели «добровольчества по послушанию». Эта модель многими видится привлекательной с точки зрения своей кажущейся простоты — с ее помощью организаторы надеются наиболее быстро направить людские ресурсы на реализацию конкретных задач.  В то же время на деле оказывается, что эта модель работает гораздо хуже, и приходится уже отходить от «послушания» и руководствоваться уже совершенно другими принципами, основывающемся на индивидуальном выборе человека. По мнению руководителя даниловцев, это приводит к своеобразной двойственности, когда идеал сохраняется за аскетической моделью «добровольчества по послушанию», а на практике приходится выбирать социально-ориентированную модель, чтобы что-то реально можно было сделать.

Волонтерство социально-открытой модели

Закончив разговор о церковных социальных центрах мистико-авторитарной модели, докладчик отметил, что сегодня эта модель, однако, отнюдь не единственная. Более того, некоторые волонтерские православные организации ее даже критикуют. В этой связи докладчик привел слова Юрия Белановского: «Волонтер и доброволец, исходя из самого определения этого слова — человек, который берется помогать ближним по своей воле, по своему доброму желанию, а не в силу чьих-либо указаний и манипуляций. К сожалению, нередко в некоторых церковных приходах человека побуждают к социальной работе вопреки его внутреннему побуждению. Им могут манипулировать, на него могут психологически надавить, в том числе спекулируя на том, что он должен исполнять послушания».

По словам Белановского, последний случай являет собою подмену, некий суррогат волонтерства.  

Как отметил далее Кнорре, за вторую половину периода постсоветского возрождения православия в России для многих православных верующих стала свойственна саморефлексия по поводу субкультурных традиций, церковной этики и аскетических монашеских принципов.  Приходы стали больше ориентироваться на социальную открытость, на предоставление большей доли ответственности прихожанам (хотя эта доля сильно зависит от епархии и от прихода).

По той же логике церковные центры, организующие социальное служение, стали перестраивать принципы организации добровольцев и предлагать уже более сложную мотивацию для их вовлечения в дела милосердия. Докладчик привел следующие характерные высказывания священников: «Молодежь сегодня разговорами о послушании и отсечении воли к социальной деятельности не привлечешь. Делая добрые дела, волонтеры должны реализовывать себя, оправдывая свои представления о жизни, внутренние идеалы» (иерей Алексей Алексеев, Высоко-Петровский монастырь).

«В качестве волонтеров, на которых можно положиться, к делам милосердия стоит привлекать лишь взрослых людей со сложившимися принципами, а если задействовать молодежь, то уже не столько для дел милосердия, сколько для того, чтобы предоставить возможность личностного поиска и самоопределения для самой молодежи» (прот. Александр Сандырев, председатель Молодежного отдела Екатеринбургской епархии)

«Волонтеры — не только альтруисты, они работают ради приобретения опыта, специальных навыков и знаний, установления личных контактов». (Волонтерство — общие вопросы. Изд-е Синодального молодежного отдела РПЦ. Тверь, 2014).

То есть с этой точки зрения волонтерство осознается как некоторый трамплин для возможности самореализации или даже выбора жизненного пути, а отнюдь не как путь монашески понимаемого послушания. Очевидно, что здесь об авторитарно-мистических принципах не может идти и речи. Модель организации церковного социального служения, представленную в приведенных примерах, можно охарактеризовать как модель социально-открытого типа, потому что она позволяет волонтерам более индивидуально и свободно выбирать вид социального служения. Таким образом, на конкретных примерах мы можем увидеть в корне отличающийся подход к волонтерству.

Кроме того, Кнорре отметил, что изменения в сторону социально-открытого подхода могут проходить и в рамках одной и той же церковной структуры, в частности, так происходит в вышеупомянутой службе «Милосердие», сотрудники которой демонстрируют достаточную гибкость и вариативность. В сфере церковного социального служения сегодня определенно налицо гораздо бОльшая разность подходов к организации деятельности добровольцев, чем раньше.

Специфика религиозности и попытка найти теоретический бэкграунд православной волонтерской этики

По словам докладчика, религиозность православных волонтеров социально-открытого типа гораздо сложнее на сегодняшний день описать и объяснить с богословской и вообще с идейно-теоретической точки зрения. Если за мистико-авторитарной парадигмой стоит в целом монашески-ориентированная традиция  (пусть и с поправкой на субкультуризацию, геттоизацию, самозамыкание во время Советского периода), то за религиозностью социально-открытой модели нет какой-либо давнишней, системно устоявшейся традиции. Ведь волонтеры социально-открытой модели выбирают формы практикования православия гораздо более свободно и произвольно, чем волонтеры консервативных центров, ориентирующихся на традиционную церковную субкультуру. Отчасти к ним применимо определение знаменитой исследовательницы, британского социолога Грейс Дэйви (Grace Davie) «believing without belonging» («вера без принадлежности»), характеризующую современную ситуацию, когда верующий может уже не придерживаться четкой приверженности институту той религиозной традиции, с которой он себя идентифицирует.

По мнению докладчика, для религиозности волонтерских групп социально-открытого типа подходит такая применяемая на западе характеристика, как «user-friendly Orthodoxy», то есть форма практикования православия, адаптированная под современные условия, под специфику тех или иных профессиональных и психологических качеств отдельных групп людей и социальных категорий. О ней, в частности, говорят такие ученые, как Тобиас Кёллнер в статье «Businessmen, Priests and Parishes. Religious Individualization and Privatization in Russia» и  Жанна Кормина в статье «Avtobusniki: Russian Orthodox Pilgrims' Longing for Authenticity». Они выделяют отдельные субкультуры или сообщества по интересам в сегодняшнем православном многообразии (соответственно — православных бизнесменов и паломников) и рассматривают, как в этих субкультутрах православная вера отражается на поведении людей. Эти исследователи анализируют, насколько они выполняют или наоборот, игнорируют традиционные церковные нормы, какие предпочтения и приоритеты делают для себя, в какой форме проявляется институциональный контроль со стороны духовенства на жизни этих людей.

Как считает Кнорре, волонтеры социально-открытого типа по специфике субординации и приверженности церковным нормам стоят посередине между группами, ориентирующимися на монашески-аскетические принципы, и субкультурами православных паломников или православных бизнесменов. Волонтерам социально-открытого типа свойственно более строгое отношение к церковным нормам, чем последним двум. Тем не менее в силу определенной произвольности выбора этих норм, православные волонтеры представляют своеобразный тип «user-friendly Orthodoxy».

Религиозно мотивированные волонтеры нередко с большей готовностью, чем остальные, берутся за самые тяжелые физически и морально виды помощи

Не менее сложно определить и богословский или идейно-психологический бэкграунд церковных объединений социально-открытого типа. Однако, как считает докладчик, отчасти с ними (по крайней мере с некоторыми из них) коррелирует гуманитарно-антропологический подход, предложенный современными христианскими психологами Виктором Слободчиковым, Александром Шуваловым, Борисом Братусем.

Сторонники такого подхода предлагают не делать акцент на несовершенстве природы, а воспринимать человека с точки зрения его духовного предназначения (соответствие образу и подобию Божию). Предлагается ставить в основу духовной практики совершенствование через свое служение ближним, через дела милосердия, где в каждом ближнем видят Христа. То есть гуманитарно-антропологический подход в традиции диалогизма ставит во главу угла выстраивание отношений внутри общины, а не индивидуальный монашески-ориентированный опыт. Идейные разработчики этого подхода говорят об опасности культивирования заниженной самооценки человека и концентрации внимания на греховности в трактовке основных этико-поведенческих категорий церковного этоса, таких, как, например, послушание и смирение. В то же время греховность человеческой природы как таковая здесь не отрицается, но в качестве мерила правильного отношения к ней и понимания ее связи с такими категориями, как послушание и смирение, предлагается адекватность. Такой принцип, например, приводится в работах игумена Петра (Мещеринова) о православной религиозности и практиках духовничества.

Подытоживая свое выступление, докладчик отметил, что развитие волонтерства в православных диаконических практиках и социальной деятельности церкви значит нечто большее, чем собственно социальное служение.  Оно означает существенный сдвиг в плане социо-культурных предпочтений в церковном пространстве за последние 10 лет: возможности для изменения церковного этоса от оппрессивных и охранительных установок в сторону индивидуального эмпауэрмента, повышения значения личного энтузиазма и мотивации. В подобном процессе изменения коммуникативной культуры российского православия можно видеть предпосылки для выработки православной мирянкой этики, о недостатке которой писал русский исследователь русского религиозного сознания Георгий Федотов (если взять в особенности его работу «Русская религиозность»).

Тот факт, что охранительные этико-поведенческие установки постсоветского православия, такие, как акцент на послушании и самобичевании, заниженная самооценка и «антропологический пессимизм» постепенно уступают место приоритетам личной автономии, свободного выбора и индивидуальных траекторий социальной самореализации, говорит о том, что этико-поведенческие принципы социально-открытых сообществ можно рассматривать как альтернативу монашески-ориентированной парадигме. Но в то же время принципы социально-открытых православных групп было бы неправильно отождествлять с принципами антропоцентричной секулярной гуманистической модели. В этой связи представляется, что волонтерские православные группы социально-открытого типа заслуживают более подробного изучения.

Итоги семинара и проходившей в его рамках дискуссии подвел Лев Якобсон.

Он отметил, что если посмотреть на то, что пишут в западных работах, то там уже как очевидный факт признается, что очень значительная часть волонтерства — это религиозно мотивируемая деятельность, которая в большой мере организуется конфессиональными структурами. В нашей стране такая деятельность тоже во многом инициируется, организуется и поощряется религиозными структурами, в том числе православными и другими христианскими, а также мусульманскими, иудейскими и буддистскими организациями.

Лев Якобсон подчеркнул, что успехи Русской православной церкви и других конфессиональных структур в сфере социального служения и привлечения волонтерства неоспоримы. Религиозно мотивированные волонтеры нередко с большей готовностью, чем остальные, берутся за самые тяжелые физически и морально виды помощи. Однако в этой сфере, как и в любой другой, есть проблемы, и часть из них показала прошедшая дискуссия. К сожалению, попытки непредвзято говорить о том, что составляет тему этой дискуссии, подчас наталкиваются на специфические культурные ограничения. С одной стороны, бытует ложное представление, будто обсуждение религиозно мотивированного волонтерства, не сводящееся к комплиментам, — чуть ли не кощунство. С другой стороны, встречается точки зрения, согласно которой такая деятельность — не настоящее волонтерство. Довольно широкой распространенностью этих двух установок отчасти обусловлено то, что религиозное волонтерство в России сегодня не только мало изучено, но и мало отрефлексировано. Необходимо  серьезно и беспристрастно анализировать этот феномен — резюмировал руководитель семинара.