Третья рутульская экспедиция: о социолингвистике, овечьем сыре и полевой работе
Тринадцатого августа закончилась очередная дагестанская экспедиция НИУ ВШЭ; в этот раз она длилась дольше обычного — чуть больше трех недель. Ехали сравнительно небольшой компанией, всего 9 человек. Руководители экспедиции — сотрудники Международной лаборатории языковой конвергенции: доцент школы лингвистики Т.А. Майсак, профессора школы лингвистики М.А. Даниэль и Н.Р. Добрушина.
Как известно, в Дагестане много языков — и все они расположены на очень небольшой площади. Иногда даже случается, что на языке говорят только в одном селе; и, конечно, довольно часто выходит так, что в соседних селах — находящихся на расстоянии всего нескольких километров — говорят на ощутимо разных диалектах. Цель нашей экспедиции можно сформулировать так: мы хотели задокументировать это необычное (для нас) языковое разнообразие. Делаем мы это по-разному: прежде всего, мы описываем грамматику некоторого плохо изученного языка, но не только. Еще мы собираем данные для атласа многоязычия Дагестана — спрашиваем у людей, на каких языках говорят они и говорили их предки; это помогает нам лучше понять причину возникновения сходства между генетически удаленными языками. Попутно с этим обычно собирается много ценных этнографических сведений о жизни в Дагестане — то есть отчасти мы фиксируем и культурное разнообразие.
Уже третий год мы изучаем кининский диалект рутульского языка — на нем говорят в селе Кина. Оно находится у самой границы с Азербайджаном. До 1991 года (когда пересечение границы между Азербайджаном и Россией стало возможно только в нескольких пропускных пунктах) люди ходили пешком Азербайджан, дорога обычно занимала несколько часов. Поэтому среди людей, родившихся до 1919 года, азербайджанский знал каждый — и мужчины, и женщины. Для нас это представляет особый интерес: обычно в таких условиях языковые системы сильно влияют друг на друга, возникают заимствования на самых разных уровнях.
Про рутульский язык у нас уже было некоторое представление — но мы ничего не знали про диалект азербайджанского, на котором говорят на границе с Дагестаном. Чтобы заполнить эту лакуну, в этом году мы начали нашу поездку с Азербайджана; после мы две недели провели в Кина, а последние дни провели в агульских селах.
Особый азербайджанский
В Азербайджане мы жили в селе Гахбаш, а также ездили в соседние села (Илису, Машабаш, Кум). В основном мы занимались тем, что записывали тексты на местном диалекте, а после транскрибировали и переводили их, в чем нам помогали русскоговорящие азербайджанцы. В итоге получился небольшой корпус устных текстов, который должен неплохо отображать особенности местного диалекта.
М. А. Даниэль собирал короткий словарь: это обычно первое, чем Михаил Александрович занимается, приехав в новое село.
М.А. Даниэль собирает словарь в селе Гахбаш
Азербайджанский на границе с Дагестаном оказался действительно довольно особенным — он до сих пор носит следы взаимодействия с нахско-дагестанскими языками. В частности, в селе Илису используются абруптивные согласные, не характерные ни для литературного азербайджанского, ни для родственных ему тюркских языков; встречается нехарактерная для литературного языка — и, вероятно, заимствованная из языков Дагестана — лексика. Про сходства на других уровнях (синтаксические, дискурсивные) можно будет судить, когда будет закончен наш корпус.
Очень часто местные жители сетовали на то, что теперь — после распада СССР — нельзя попасть в Россию напрямую, перейдя через гору; этот рефрен встречается во многих собранных нами азербайджанских текстах. Вскоре, впрочем, это стало постоянным рефреном в наших собственных рассказах — когда мы рассказывали рутульцам, как мы к ним ехали; путь на машине занял больше 10 часов. В итоге мы оказались почти там же, откуда уехали.
Кина
20 августа мы уже были в Кина. Нас поселили в другом месте — на этот раз на самом верху села. В нашем старом доме (о котором мы так часто вспоминали) теперь живет молодая пара — пустой участок превратился в огород… В нашем новом доме никто не жил около десяти лет — с тех пор как умер его хозяин; поэтому сначала там было пусто — ни холодильника, ни плиты. Очень быстро все это нам принесли жители села, и жизнь наладилась: было не хуже, чем раньше.
В Кина у нас было два основных занятия: во-первых, мы записывали и расшифровывали рутульские тексты — с тем чтобы после сделать устный корпус кининского рутульского; во-вторых, мы занимались грамматическими темами. Так вышло, что в этом году мы много внимания уделили синтаксису — и даже более узко, синтаксису подчиненных предложений. Лера Морозова изучала сентенциальные актанты, Костя Филатов — относительные предложения, Ваня Неткачев — деепричастные конструкции. Это было очень сложно. На своем опыте мы убедились, что заниматься синтаксической темой не по корпусу, а методом элицитации, — очень сложно и даже «опасно». Единственный способ заниматься синтаксисом в поле — маленькими порциями, постоянно отвлекая переводчиков от сложных предложений чем-то более простым. Все это, впрочем, снова наводит на невеселые мысли о том, что «competence» не существует отдельно от «performance»: когда даешь переводчику некое странное предложение на его родном языке и спрашиваешь «ну как, так сказать можно?» — с заискивающей улыбкой и тайной надеждой в глазах — он находится в не вполне естественном положении. Бывают ли в повседневной жизни такие ситуации? Нет. Какое отношение его ответ («так можно», «так нельзя») будет иметь к реальному рутульскому языку? Когда как: иногда — прямое (если собираешь местоименную парадигму); иногда — довольно опосредованное (когда занимаешься синтаксисом периферийных конструкций). Иногда — вообще никакого. Поэтому мы очень хотим свой корпус, и текстам уделяем много времени.
Кроме того, Т.А. Майсак занимался морфологией, сбором местоименных и глагольных парадигм; М.А. Даниэль (ко всеобщему ликованию) собрал полную парадигму пространственных падежей, разбирался в морфонологии глаголов. Полина Наследскова занималась превербами (приставками): в рутульском языке их немало, но их значение определить часто не так-то просто. Тимофей Мухин собрал парадигму числительных (количественных и порядковых), а также часть местоименной парадигмы. Многофункциональным показателем -jden занималась Н.Р Добрушина: в основном он используется в контрфактивных условных предложениях («если бы…»), но совсем не только — в частности, с его помощью (несколько неожиданным образом) образуются неопределенные местоимения.
Но мы не только работали, но и отдыхали: один день мы потратили на то, чтобы подняться высоко в горы — туда, где местные жители пасут овец и коз. Пасти в Кина ходят все по очереди, и по очереди забирают сыр, который получается из их молока; все это делается просто по договору между жителями.
Подъем в горы
Переходим горную речку
Отдых — напрасен, а дорога крута
Н.Р. Добрушина с нашим проводником
Дойка коз
Сыр делают буквально сразу после дойки — молоко переливают в пластиковую канистру и заливают туда закваску. Где-то через час уже получается что-то, напоминающее сыр — но ему еще предстоит просолиться (в Дагестане сыр обычно очень соленый).
Подъем был тяжелым, но еще тяжелее был спуск. Прошел дождь — не у всех из нас был зонтик или дождевик… Земля стала скользкой, и каждый шаг приходилось делать очень осторожно.
Наш последний день в Кина пришелся на свадьбу дочери нашего друга Саида; мы были в числе приглашенных. Для нас это был выходной — очень многие в селе были приглашены, и о работе речи быть не могло. Мы отлично провели время — на свадьбе нас хорошо накормили; музыканты играли на барабане и на зурне, гости танцевали лезгинку. Ближе к концу гуляний из дома вывели невесту — в очень пышном белом платье, в сопровождении родственников; мы поздравили хозяев и вернулись к себе — готовиться к отъезду.
Агульские села
После Кины мы ненадолго заехали в агульские села — Буркихан и Хпюк. Там нам нужно было собрать социолингвистические данные для атласа многоязычия Дагестана, а также по возможности записать тексты на местных диалектах. По сравнению с работой в Кине это можно назвать отдыхом — не нужно больше было думать про свою грамматическую тему и время, которое так быстро уходит…
Буркихан и Хпюк совсем не похожи на те села, которые мы видели в южном Дагестане — там больше старых каменных построек (иногда с надписями арабской вязью); высокие горы, на которых уже не везде растет трава; заборы из кизяка (навязчивое напоминание о книжных полках).
Хпюк
Наша группа в Хпюке (с Исамудином Ахмедовым)
Сбор социолингвистических данных происходит по сделанной заранее анкете. У людей спрашивают, на каких языках они говорят (или какие языки они понимают), а также на каких языках говорят или говорили их родственники. Это позволяет получить данные о многоязычии в те времена, когда русский язык еще не стал лингва-франка в Дагестане — тогда люди знали больше языков, чем сейчас.
Данные о многоязычии позволяют объяснять наличие (или отсутствие) тех или иных языковых явлений в языках Дагестана: известно, что многие свойства эти языки приобрели (или потеряли) из-за интенсивных языковых контактов. И если раньше — до того, как начался проект создания атласа — о контактах приходилось судить по некоторым косвенным признакам (например, просто по тому, что села находятся близко друг к другу), то теперь об этом можно говорить с бо́льшей уверенностью. Например, в агульских селах мы увидели, что агульцы не владели азербайджанским в той степени, в какой его знали носители других лезгинских языков; вероятно, следы этого можно будет увидеть и в языке.
Почему экспедиция?
Результатом нашей работы должен стать сборник, посвященный грамматике рутульского языка; но не только. В экспедиции ты всегда живешь в гостях — ты находишься в чужом доме, в чужом сообществе, внутри него существуют свои представлении о «норме», часто они довольно сильно отличаются от твоих собственных. Чтобы работать, нужно понять и принять эти правила — понять, в чем эти люди другие, и «как» именно они другие. Без этого экспедиционная жизнь была бы невозможна.
Одна из основных проблем человечества (и человека) — ксенофобия. Все мы знаем, как тяжело принять Другого: просто потому, что он говорит на другом языке, придерживается других обычаев; потому что он выглядит иначе. Этому нужно специально учиться. Экспедиция — возможно, самый лучший (и самый простой) способ это сделать.
Иван Неткачев, студент третьего курса ОП «Фундаментальная и компьютерная лингвистика»