«Я была поражена уровнем подготовки лингвистов в Вышке»
С 17 по 20 сентября в школе лингвистики факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ прошел курс лекций профессора Стокгольмского университета Любы Веселиновой (Luba Vesselinova). Лекции были посвящены отрицанию в неглагольных предикатах, грамматикализации и лексикализации категории отрицания. Еще Люба Веселинова поучаствовала в Летней школе НИУ ВШЭ по ареальной лингвистике, побывала на парах у студентов магистратуры и провела много индивидуальных консультаций с преподавателями и студентами. В интервью сайту школы лингвистики Люба поделилась впечатлениями от своего пребывания в Вышке.
Вы участвовали в Летней школе по ареальной лингвистике и языкам России. Как вам?
Программа была очень насыщенная и информативная, я узнала много нового. Было здорово, что мы были изолированы от города: это позволяет больше сконцентрироваться на школе и на лингвистике. Все всё время делали всё вместе — жили, ели, ходили на лекции, — поэтому было невозможно не начать общаться друг с другом.
Мне очень понравилась вечерняя программа. Ненец, который исполнял народные танцы и песни, был настоящим актёром! Чукотский фильм тоже был очень интересным – моя дочь была очень впечатлена, даже несмотря на то, что поняла в нём не всё, из-за того, что он был на русском.
На школе у вас были консультации со студентами и преподавателями – это было интересно?
Это было замечательно! Я провела целое утро с Настей (Пановой — ШЛ), Женей (Клягиной — ШЛ) и Олегом (Волковым — ШЛ). Консультация должна была проходить только во время кофе-брейка, но в итоге мы сидели до обеда. Мне очень понравилось смотреть вместе с ними их данные, находить объяснения – это действительно была не работа, а удовольствие.
Да и вообще все, с кем я общалась — я была поражена, насколько здесь хорошие студенты, как они хорошо подготовлены. Например, ко мне подходила первокурсница и мы с ней поговорили про систему болгарских местоимений. Я была приятно удивлена тому, как много она знает про местоименные системы вообще и про болгарские местоимения в частности. У вас очень хорошая школа, я действительно была впечатлена. Я рада, что мне предоставили возможность приехать сюда.
Ещё вы приходили на пару по типологии к студентам нашей магистратуры.
Да, я приходила на пару к Мише (Михаилу Александровичу Даниэлю — ШЛ)! Мы говорили о квантификации в австралийских языках. Это тоже было очень здорово — быть там, слушать студентов, участвовать в дискуссии. Миша направлял обсуждение, многие студенты в нём участвовали — и говорили в основном они.
Да, на парах Михаила Александровича студенты всегда говорят, обсуждают.
Это хорошая тренировка. По крайней мере некоторые из вас будут заниматься наукой, поэтому хорошо, что на парах вы не просто сидите и слушаете.
Ещё я хотела спросить о ваших взглядах на лингвистику. Например, всё время появляются разные мнения насчёт того, на какой вопрос должна давать ответ типология. Это наука о том, какие языки бывают и каких не бывает? Или наука о том, почему языки такие, а не другие? Как вы считаете, на какой вопрос пытаетесь ответить в своих исследованиях?
Я думаю, если спросить это у людей, занимающихся формальным синтаксисом, они тоже ответят, что изучают возможное и невозможное в языке. Мы начинаем с того, что пытаемся выяснить, что раздвигает границы разнообразия, какие есть различия между языками и на какие параметры эти различия можно разложить. И при этом — понять, что есть общего, несмотря на эти различия. Ведь общее всё равно есть — что-то, что присуще всем нам, потому что мы все люди. Сейчас я знаю, что все языки разные, но я не думаю, что надо отвечать на какой-то один вопрос и забывать про другие. Мы стараемся описать языковое разнообразие и языковую общность осмысленным образом, но при этом в итоге мы всё-таки должны прийти к какому-то объяснению: почему языки устроены так, а не иначе. Так что я считаю, что оба вопроса важны. По крайней мере это то, как меня учили — заключительным этапом типологического исследования должно быть какое-то объяснение. Оно необязательно будет правильным, но всё равно надо попытаться обосновать, почему то, что ты описываешь, устроено именно так.
Как вы считаете, какое место ареальная типология занимает в современной лингвистике и типологии?
Центральное. Ей уделяют всё больше и больше внимания. Важно смотреть на географическое и ареальное распределение того, что мы исследуем, иначе можно прийти к неверным выводам. Вообще, я думаю, что это одна из вещей, благодаря которым я захотела заниматься лингвистикой и типологией – мир открывается по-особому, есть очень мало других дисциплин, которые позволяют увидеть его таким.
Я начинала как переводчик, довольно долго я была уверена в том, что буду переводить фильмы с английского на болгарский. Но потом я приехала в Швецию и поняла, что вряд ли кто-нибудь наймёт меня переводить фильмы с английского на шведский — если я буду искать такую работу, я просто впустую потрачу время. Тогда я решила, что надо заняться чем-нибудь другим. И я узнала про лингвистику и подумала: «Языки мира? Мне нравится!» Вот так я и стала типологом.
Но ведь еще вы интересуетесь технологиями?
Да. Однажды друзья посоветовали мне податься в LinguistList, когда они впервые объявили конкурс, и я прошла и попала в Штаты — это было очень неожиданно. Америка всегда казалась чем-то далёким и недоступным. Так я познакомилась с технологиями— мы работали на UNIX. Было очень интересно, приятно было делать что-то очень конкретное — что-то, чему ты мог научиться и что ты мог делать руками, это очень отличалось от синтаксических структур. Это был приятный перерыв от лингвистики – создаёшь какие-то базы данных, пишешь код, он работает на экране перед тобой, сразу становится радостно.
Интернет появился прямо у меня на глазах – сначала была электронная почта без какой-либо графики, а потом внезапно появились веб-браузеры, это было как что-то, прилетевшее из космоса. Технологии уже никуда не уйдут, и я рада этому — хорошо, что есть что-то, что может облегчить мою жизнь как учёного.
С технологиями надо быть аккуратным, понимать, где лежат пределы твоих возможностей. Я пыталась программировать и поняла, что, видимо, мои таланты лучше развивать в другом направлении — и это нормально! Я могу читать код и разговаривать с программистами. А ведь это очень важно — уметь объяснить, чего ты хочешь, понимать, что возможно осуществить, а какие идеи лучше оставить, потому что реализовать их можно будет ещё не скоро.
А как технологии изменили лингвистику?
Всё изменилось: то, как мы пишем статьи, как мы ищем литературу, как мы читаем. Двадцать лет назад я проводила бесконечные часы в университетской библиотеке, копируя книги — а сейчас я уже даже не могу вспомнить, когда в последний раз держала в руках бумажную книгу по лингвистике, потому что теперь всё есть в электронном виде. Мы читаем по-другому, ищем и храним литературу по-другому — не говоря уже о том, что мы совершенно по-иному визуализируем данные. Обмениваемся данными мы тоже по-другому, совершенно изменились стандарты для этого. Такое чувство, что прошло очень много времени, а потом понимаешь, что всего 20 лет — это же почти вчера! Сложно в это поверить. Тогда я потратила столько времени на копирование этих грамматик, а потом ещё кучу денег на то, чтобы доставить их из Америки в Европу — а сейчас я могу попросить своего друга, и он моментально пришлёт ссылку на нужную книгу.
Это ваш первый раз в России? Как вам Москва?
В России я уже была, но не в Москве, а в Санкт-Петербурге. Три года назад я была приглашённым лектором на конференции по типологии и грамматике для молодых исследователей, тогда я была в России в первый раз. В Москве мне очень понравилось метро, здорово, что можно преодолевать большие расстояния за короткое время. Для меня Москва всегда где-то существовала, в детстве её показывали по телевизору, он был чёрно-белым, поэтому не всё выглядело так, как на самом деле, но мы всегда знали, что Москва где-то есть. Это была какая-то сказочная страна, которая где-то есть и где что-то происходит.
Полина Наследскова
Даниэль Михаил Александрович