Искусствоведы ВШЭ снова в Петербурге

Последний учебный год наших студентов начинается с архитектурной практики в Санкт-Петербурге. В этом году, как и в прошлом, эта практика проходила при финансовой поддержке Д.М. Якобашвили, с которым наша программа сотрудничает со дня своего появления.

Вы там это, осторожнее. Там стату́й

Вы там это, осторожнее. Там стату́йки стоя́т, они денег сто́ят»

  © Очаровательный Охранник Ольгиного Острова (цит. по эссе Екатерины Здобновой).

Что самое главное для того, чтобы архитектурная практика, которая проходит на стыке лета и осени в Санкт-Петербурге, была не только интересной, но и немного волшебной? Конено же, хорошая погода! И в этом году всё сложилось - погода была прекрасной, рабочее настроение не покидало участников практики, усталость была приятной, доклады интересными и информативными.

Великие музеи великого города наши искусствоведы видят уже на первом курсе. В начале четвертого курса мы изучаем архитектурную ткань Петербурга и ансамбли его окрестностей. Роскошная, почти летняя погода на рубеже августа-сентября благословила на это подвиг уже второе поколение искусствоведов Вышки. Великие здания и ансамбли мы обходили, обсуждали и облюбовывали как с земли, так и с воды. В этот раз нас особенно впечатлили роскошное барокко Смольного монастыря, величественный классицизм Измайловского собора, наполненный чудесными образцами живописи уютный верхний храм Никольского собора (открытия которого мы дожидались почти час). Из пригородов в этот раз мы посетили Петергоф, Царское Село и Ораниенбаум. В это раз нам иначе открылся парк Ораниенбаума: стала доступна его изумительная пейзажная восточная часть, закрытая в прошлом году на реставрацию. Неизменное потрясение — две уцелевших в войну жемчужины интерьерного искусства, Китайский дворец в Ораниенбауме и Агатовые комнаты в Царском селе.

Опыт прошлогодней практики и ее feed back позволили нам внести в нее ряд изменений. Мы значительно расширили изучаемый нами пласт архитектуры историзма и ХХ века, еще дальше, чем в прошлую практику, отойдя от имперского канона «великих и обязательных» для осмотра мест. Целых два дня мы провели в автобусных поездках по северным и южным окраинам Петербурга, посмотрев десятки масштабных и выдающихся, но часто малоизвестных поздних памятников. Ведь именно эта архитектура, которой целое столетие пренебрегали мэтры российского искусствоведения, в первую очередь ждет своего исследователя!

Уже с прошлого раза обозначились три наших любимых сюжета.

Первый — чудесный черно-розовый петергофский Бельведер и открывающийся из него вид на заросший парк, озера и болотистые ингерманландские дали.

Второй — основанный великим буддийским деятелем Агваном Дорджиевым буддийский дацан. 

«Дацан смотрится куда суровей белоснежных церквей с изогнутыми линиями декора. Это неудивительно, ведь он построен в северном модерне с его необработанными монументальными камнями в русте здания и монолитной формой. Однако внешняя суровость смягчается изящными ланями, фланкирующими колесо на краю портика, золотыми буддийскими символами и изящными мантрами на трёх языках: тибетском, санскритском и старомонгольском. Внутри меня больше всего поражают не скульптуры — уж больно игрушечно позолоченными они выглядят, — но цветные яркие мозаики с изображениями бодхисаттв, восседающих на лотосах, которые обрамляют стены главного святилища дацана. Любопытно, насколько идиллической кажется территория храма, хотя она тонет в потоке проезжающих машин, и кажется, что умиротворение – это явно не про петербургский дацан. Тем не менее на лавочках перед южным фасадом храма спокойно и тихо до такой степени, что даже голуби вконец наглеют и выпрашивают еду у всех, кому вздумается задержаться на лавочке дольше пятнадцати минут. Территорию перед храмом обрамляют установленные красные барабанчики, и, пока совершаешь вокруг них обход и крутишь красно-золотые цилиндры, можно помолиться и о чём-то попросить, или же просто загадать желание, упростив себе задачу, хотя и получив определённый новый культурный опыт.» 
                                                                                                                                           Ольга Власенко

Наконец, третьим хитом практики стала застройка Петроградской стороны, виртуозно сервированная замечательным историком архитектуры и нашим дорогим другом Вадимом Бассом. 

«Наслаждаясь многочисленными доходными домами, я восстанавливал в памяти детали прогулки с Вадимом Григорьевичем. Благодаря его лекции я стал по-другому смотреть на архитектуру модерна в Петербурге. Многочисленные утонченные или, наоборот, вычурные фасады одной высоты, выходящие на похожие прямые улицы, раньше казались мне однообразными и совершенно некоммуникативными, скупыми на информацию для зрителя. Вадим Григорьевич показал нам обратное. Описывая доходный дом Кельдаля, он продемонстрировал, как архитектурный памятник может являться подробным свидетельством социального устройства общества начала XX века: отталкиваясь от «иерархии» квартир, планировки этажей, обслуживания дома, он воссоздал модель, структуру общества времени Николая II. Доходный дом Бенуа он анализировал как своеобразную театральную декорацию для буржуазной респектабельной жизни и работы людей начала XX века и как опосредованный продукт общеевропейской философии.» 
                                                                                                                                               Илья Малахов

Главным новшеством архитектурной практики стал свободный от обязательной программы день, когда каждый студент выбрал свое направление изучения архитектуры и городской среды, а потом рассказал о своих открытиях в небольшом эссе. Интересно, что немногие отправились по музеям — при том, что большинство занимается живописью, а не архитектурой. И почти все, кто отправился смотреть город, обратили внимание не столько на старую классику, сколько на здания XIX и ХХ вв.

«В нашу заключительную искусствоведческую практику случается чудеснейшая вещь: в программу вводится свободный день. Появляется возможность не только прийти в себя, но и посмотреть на объекты, которые остаются за рамками программы или же которые жизненно необходимо рассмотреть в своём собственном темпе: задерживаясь на объектах, что западают в сердце и одновременно не оставаясь надолго у классицистических церквей.» 
                                                                                                                                           Ольга Власенко

«В эту питерскую практику я гораздо больше времени провела в пространстве самого города, так что именно теперь он стал для меня более понятен и приятен (несмотря на все такую же неуютную ширину проспектов). Поскольку Питер был последним местом, которое я посетила за год, я также невольно сравнивала его с другими городами, в которых успела побывать. На этот раз и, особенно, в это утро, Петербург в районе ул. Рубинштейна очень напомнил мне Будапешт: своей желтовато-охристой архитектурой обшарпанных фасадов старых домов, островками зелени, множеством кафе, баров и ресторанов – не сетевых, как часто бывает в центре Москвы, а небольших и оригинальных. В раздумьях о схожести Питера с восточноевропейским городом, я и не заметила, как мы дошли до Академии.» 
                                                                                                                                        Анна Тулубенская

«Кинотеатр «Аврора» находится в арке на Невском проспекте и является одним из самых старинных в Петербурге, будучи построенным в 1913 году в стиле неоклассицизма. Он привлёк меня потому, что напоминает Темпьетто Браманте. Его изящная песочно-розовая полуротонда словно светится в окончании прохода темной арки Невского проспекта. Думается, именно «Аврора» учит меня тому, что неоклассицизм – не всегда скучно и неинтересно, стоит лишь уместно применить его в таких общественных сооружениях как кинотеатр, а также провести аналогию с такими культовыми вещами, как Темпьетто.» 
                                                                                                                                           Ольга Власенко

«Территория хлебозавода огорожена высоким забором с пропускным пунктом. Нас внутрь не пустили, даже мольбы о том, что мы искусствоведы и нам кровь из носу надо посмотреть на фасады, мы близко подходить не будем, есть паспорта и т.д., ни к чему не привели. Частная территория, без разрешения Александра Петровича (??) никак–никак нельзя и находиться там опасно. Пришлось довольствоваться видом через забор с соседней улицы…» 
                                                                                                                                          Юлия Писарева   

«…На территории велись строительные работы, и большинство рабочих были заняты своими делами и не обращали на нас внимания. На первый взгляд – грязный двор с полуразрушенными и заброшенными корпусами. Но чем больше я узнавала о его архитектурных и технических особенностях, тем больше он раскрывался. Приглашенный немецкий архитектор (Эрих Мендельсон) стремился создать современную фабрику, как с точки зрения архитектуры, так и с точки зрения эффективности и уровня оборудования. Наверняка рабочие “Красного знамени”, проходя по дороге мимо домов предыдущей эпохи, снисходительно на них смотрели и гордились своим местом работы (видимо, это действительно была передовая для второй половины 1920-х годов постройка).» 
                                                                                                                                    Елизавета Казакова

«В районе много зелени, река и Финский залив, от которых по холодным вечерам стелется густой туман, нет оживленной трассы – район очень тихий и экологичный. Ансамбль Новосмоленской набережной представляется очень мерным и выверенным. Главная доминанта – река – одета в идеально ровные гранитные набережные. Присутствующая легкая асимметрия в композициях зданий, стоящих друг напротив друга, разрушает монотонность ансамбля. Тем не менее, регулярность проектировки района производит впечатление не жилой, а промышленной местности. Это впечатление усиливают старые потертые фасады, выполненные в серых тонах. Железобетонные стены высоток окисляются при повышенной влажности и дожде, из-за чего на фасадах образуются сильные подтеки. Все это создает крайне удручающее настроение, которое контрастирует с осмыслением идеи и исторической ценности построек (прекрасные примеры позднего советского конструктивизма).» 
                                                                                                                                              Юлия Лёвкина

«…. Солнечный осенний город медленно плыл мимо, а я думала о том, что несмотря на то, что я приезжала сюда далеко не в первый раз – каждый раз узнавала что-то новое. Весь этот город, город-музей, город – собрание произведений искусства был сам произведением искусства, самым главным, новую грань которого мне хотелось постичь в тот день. .... Кто-то говорил, что этот город – настоящий музей, где каждая улица и здание говорят о чем-то, и задавались вопросом – как можно тут жить? А я размышляла о том, что когда самое для тебя интересное – поиск искусства в жизни, а жизни в памятниках искусства, не является ли Питер лучшим из музеев, в котором стоит поселиться?» 
                                                                                                                                       Надежда Киселева

«Надо сказать, что мне повезло: город затих. Я шла и слушала, как Нева ласково похлопывает набережную по плечу. Город показал мне свое лицо. Точнее, одно из лиц – романтическое, видимо, именно то, что я хотела и была способна увидеть. Кто знает, какой Питер настоящий? Шумный, праздничный город Невского проспекта или тихий, таинственный город внезапно затихшей набережной? А может быть это город пустынных улиц, соединяющих Невский с Фонтанкой, улиц, переносящих идущего в некое безвременье умноженным эхом шагов? Или это тот город, который каждый день видит петербуржец, спеша (по московским меркам еле плетясь) на работу?» 
                                                                                                                                          Ксения Линькова

 Текст Лев Масиель Санчес, фото Марфа Кузнецова и Ксения Линькова