Экспедиция студентов и сотрудников Школы лингвистики в Индонезию
Мы — Маша Аристова, Полина Наследскова, Ваня Неткачев и Юрий Ландер — в августе впервые отправились в экспедицию в тоба-батакский язык. Это язык австронезийской семьи, на котором говорят в первую очередь на берегах озера Тоба на севере Суматры.
Тоба, между прочим, представляет собой кратер одного из самых мощных вулканов за всю историю Земли, и из-за последствий его извержения 75 тысяч лет назад чуть не вымерло всё человечество. В общем, когда мы готовились к экспедиции, особенным удовольствием было читать, какие опасности могут ждать человека в Индонезии. Мы были морально готовы к малярии, нападению крокодила и извержению вулкана. Мы представляли себе, как будем пробираться через джунгли, чтобы найти хотя бы одного носителя. На самом деле, конечно, все оказалось совсем не так ужасно: никаких стихийных бедствий мы не застали (даже тропические ливни случились всего пару раз), жилье находили безо всякого труда (хотя один раз перепутали отель с другим отелем той же сети), а на тоба-батакском языке с нами охотно говорил почти каждый встречный.
Главной сложностью оказались многочисленные переезды с места на место. Маршрут наш выглядел так: Москва — Доха (Катар) — Куала-Лумпур (Малайзия) — Медан (Индонезия) — Парапат — Тук-Тук — Парапат — Букиттинги — Паданг — Медан — Сингапур — Доха — Москва. Мы успели дважды пересечь экватор — один раз на машине (эта поездка заняла у нас столько же времени, сколько перелет из Москвы в Медан), второй раз на самолете; омочить сапоги в Индийском океане, пожить на самом большом острове, расположенном на территории другого острова (о. Самосир на о. Суматра). Большую часть времени мы провели в городках Парапат и Тук-Тук, наших основных местах работы.
Задачей экспедиции были запись и расшифровка текстов на тоба-батакском языке. За почти две недели на озере мы собрали и перевели почти два часа батакской речи на самые разные темы, от традиционных верований местных язычников до рецепта жареных бананов. Расшифровка проходила не всегда гладко. В некоторых текстах использовалась слишком специфическая лексика, которую знали далеко не все носители. В других текстах батакский язык настолько сильно перемешивался с индонезийским, что наши информанты отказывались переводить текст с тоба-батакского на индонезийский и предлагали перевести его с индонезийского на тоба-батакский.
А вообще-то это была не только экспедиция, но и языковая практика: поскольку все участники экспедиции учили индонезийский язык, мы не просто старались говорить на нем всегда и везде, игнорируя любые попытки индонезийцев заговорить с нами по-английски (это как подсунуть рис без перца чили!), но и использовали индонезийский как язык-посредник при работе с текстами. Кажется, в этом мы тоже достигли определенных успехов: во всяком случае, мы все выучили, как по-индонезийски будет «бегло», потому что именно так характеризовали нашу речь большинство индонезийцев.
Те из нас, кто ездил в экспедиции на Кавказ, были удивлены тому, насколько знакомым показалось отношение носителей к лингвистам. Наши дружелюбные информанты поили нас очень-очень сладким чаем, кормили нас очень-очень острой едой, а однажды часть из нас даже оказалась приглашена на день рождения двоих детей информанта и была вынуждена... нет, не сказать тост, а всего-навсего прочитать молитву за здравие детей.
Кстати, о религиозной ситуации в Северной Суматре стоит сказать отдельно. Вообще-то большая часть населения Индонезии — мусульмане. Есть мусульмане и на озере Тоба, поэтому, пока мы жили в Парапате, каждое утро нас будили призывы на молитву из мечети. Впрочем, эти мусульмане, как правило, приезжие с Явы, а сами батаки в основном протестанты, так что нас будили еще и громкие песнопения из протестантского интерната неподалеку. Помимо протестантов среди батаков есть и неоязычники, восстанавливающие древние батакские традиции. Однажды нас даже пригласили на языческие моления — правда, на них мы опоздали, но зато записали целых пять текстов у главы общины. А еще среди батаков есть католики, и некоторые католические церкви в районе Медана выстроены в стиле традиционных батакских домов.
Многое из того, что могло показаться в Индонезии необычным, нам уже было в какой-то степени знакомо из учебников индонезийского языка и из общения с нашими преподавателями. Мы радовались, увидев в меню nasi goreng (жареный рис) и pisang goreng (жареные бананы), ездили к камню Малина Кунданга, потому что читали про него сказку, стояли в знаменитых индонезийских пробках, смотрели на традиционные свадебные панно из цветов и не могли поверить, что всё это существует по-настоящему.
Конечно, привыкать нам тоже приходилось ко многому: к другому часовому поясу, к кокосовым пальмам вдоль дороги, к жаре, к еде, к шуму мотоциклов за окном, к левостороннему движению, к индонезийскому языку на всех вывесках. Но за три недели Индонезия стала для нас такой родной, что мы все никак не можем от нее отвыкнуть и надеемся, что еще вернемся — к батакам или к какому-нибудь другому из сотен индонезийских народов.
Школа лингвистики: Доцент
Использующий в телеграме не менее пяти написаний выражения «OK!» таксист, который случайно встретился в Медане, а затем тратил часы и дни на то, чтобы развозить нас по его окрестностям.
Молодой смотритель обезьян, чей рог созывал их не самым музыкальным визгом. Его отец из моих рассказов 2005 года умер лишь несколько недель назад.
Владелица гостиницы в Парапате — певица, каждую ночь начинавшая с караоке вместе со своими родственниками.
Интеллигентный парапатский продавец сувениров, прозванный нами Игги Попом, — он в последнюю встречу поведал, как он путешествовал по Японии.
Изготовитель сувениров — бывший моряк, вспоминающий фразы из разных языков, но главное, наконец-то рассказавший нам историю шевелящейся куклы Си Гале-Гале.
Владелец кафе в Тук-Туке, который неожиданно продемонстрировал игру на нескольких народных инструментах, а потом стал одним из основных консультантов.
Брутальный шофер (sopir по-индонезийски), который ночь, а затем и день вез нас по бесчисленным серпантинам суматранских гор, а на остановках исчезал на сорок минут подремать.
Лидер религиозного движения, сидевший в саронге в окружении своей родни и последователей напротив прислоненного к стене комнаты мотоцикла, который, однако, посчитал необходимым надеть европейский костюм для фотографии.
Многие другие, да и каждый из нас.